— Мы подарим ему что-нибудь другое. Ставь сюда, дорогой, — указала на каминную полку со стороны окна, не обратив внимания на сведённые к переносице брови лорда Хардинга. — Издревле оникс считается покровителем волевых и сильных мужчин. Помогает раскрывать и подпитывать их лидерские качества.
Полосатая ваза, попав в поток дневного света, заиграла всеми оттенками зелёной гаммы. Не спуская с неё глаз, Ольга отошла на несколько шагов назад:
— Чудесно! Здесь ей и место. Ты очень скоро почувствуешь благотворное влияние камня. Оникс отрезвляет и возвращает ясность мысли. Он способен противостоять практически любым заболеваниям.
Стэнли молча смотрел на жену. Что-то в ней настораживало. И не что-то, а всё! Она была необычайно многословна и слишком эмоциональна для прежде холодной Шэйлы. И это её «дорогой». Она под действием лауданума? Не опасно ли до сих пор принимать опиумную настойку?
— Что-то не так? — наконец-то обратила на него взор «виконтесса».
— Шэйла, с каких пор ты стала интересоваться камнями?
Она прокололась? Шэйла была другой? Какой она была, чёрт бы её побрал! Не жизнь, а бесконечные американские горки! С одной стороны граф с его подозрительностью, с другой — придирчивый виконт. Впрочем, это её вина — она снова забылась.
— Всегда интересовалась, — уверенно качнула она головой, гася закипающее раздражение. — Ты просто не замечал. Тебе не нравится ваза? Посмотри, как отлично она вписывается в интерьер.
— Шэйла, я прихожу сюда только спать. Будет здесь ваза или нет, мне всё равно, — жёсткие нотки в голосе и плотно сжатые губы «мужа» охладили её пыл.
Ольга внимательнее посмотрела в лицо Стэнли. Из глубины его глаз поднимался холод. Тот самый: арктический, пронизывающий, леденящий. Вот теперь она узнала прежнего лорда Хардинга. Айсберг!
— Давно уехал доктор Пэйтон? — спросил мужчина.
Понятно, куда он клонит. Сердце бешено застучало, как будто Ольга после долгого мучительного подъёма стояла на пике безумных американских горок в ожидании пугающего спуска.
— Как скажешь, дорогой, — мило улыбнулась она, игнорируя вопрос о докторе. — Думаю, Джеймсу понравится ваза из оникса.
В туалетной комнате загремело — принесли воду для умывания. «Виконтесса», собираясь уйти, крутнулась на каблуках вышитых туфелек:
— Пойду на кухню, проверю, готово ли мясо. Сегодня у нас индейка, фаршированная каштанами, варёная баранья ножка с соусом из каперсов и пюре… из репы.
Заметив, как на последнем слове брезгливо дёрнулась щека виконта, Ольга неприязненно подумала: «Мальчишка, так тебе и надо! И только попробуй отказаться!» Знала, что у англичан считается неприличным не доесть то, что находится в тарелке.
Доверчивая и прямодушная, она готова была пренебречь первым впечатлением и почти прониклась симпатией к чёрствому эгоистичному мужчине. Нет, рано Ольга обрадовалась. Уверенность снова покинула её: мужчины в этом доме упрямы, непреклонны и… проницательны. А кто сказал, что будет легко?
***
Ленч проходил в обманчивой тишине. Ольга сидела рядом с «мужем» и избегала смотреть в его сторону. Недавняя злость ушла, вытесненная задумчивой отрешённостью. «Виконтесса» ела, не чувствуя вкуса блюд, не замечая на себе обеспокоенного взгляда лорда Малгри.
Стэнли привёл себя в порядок, переоделся и был похож на прежнего виконта, которого она успела узнать: с непроницаемым лицом и безупречными манерами.
Вздохнув украдкой, она пришла к неутешительному выводу: дружеское общение с Айсбергом невозможно. Только с позиции: он говорит — она слушает и выполняет. Молча.
Можно ли что-то изменить? Она попыталась. Пусть это вышло по незнанию неловко и неестественно, но она попробовала.
Вон, как он агрессивно отреагировал на её желание оставить вазу для него. Его возмутило её несогласие с ним. Она посмела ему возразить! Скорее всего, виконтесса была молчаливой, сдержанной и во всём соглашалась с мужем. Была его тенью. Поведение Ольги не соответствовало общепринятому поведению Шэйлы. И она ничего не знает о Стэнли.
Ольга готова признать, что поступила опрометчиво, не рассказав ему изначально об уникальных свойствах оникса. Нужно было посоветоваться с ним, а не навязывать своё мнение. Кто ж знал, что виконт отнесётся к её порыву с подозрением, свернув всё на болезнь? Тогда бы он позволил оставить в доме подарок, предназначавшийся другому человеку.
Его поведение в первые минуты их встречи не давало покоя. Ольге казалось, что именно тогда он был собой: спокойный, расслабленный, улыбчивый и немного растерянный. И, кажется, она понимала причину его оторопи. Не он застал её врасплох, а она его, разрушив привычный образ истинной виконтессы.
Ольга вздохнула, поздно заметив, что вышло слишком громко. Виконт отвлёкся от еды и посмотрел на неё. Его взгляд показался ей слишком уж долгим, изучающим.
Со стороны графа Малгри слышалось звяканье приборов. Слух «виконтессы» обострился. Она различила стук вилки и скрип ножа по тарелке. Она даже слышала, как граф сделал глоток эля, и как опустился стакан на стол. Слышала, как дышит мужчина. Чувствовала его тревожный взгляд на своём профиле. Ей казалось, что она ощущает прикосновение его тёплого пальца к своему лбу. Как он мягко спускается по спинке её носа, касается губ, очерчивает подбородок, опускается ниже…
Полностью уйдя в мысли, Ольга смотрела в свою тарелку, не отрывая от неё глаз. Она не обратила внимания, что не сменила закусочную вилку на столовую, и ест ею мясное блюдо. Не сознавала, что держит нож в левой руке, как привыкла это делать в другой жизни.
— Шэйла, — донеслось до неё приглушённое, пробивающееся, словно сквозь вату, — с тобой всё хорошо?
Она повернула голову в сторону графа Малгри. Он хмурился, глядя на неё.
— Хорошо, — безэмоционально ответила она. — Для беспокойства нет причин.
Она впервые не стала ничего исправлять и волноваться, заметил ли кто-нибудь её оплошность. Она даже не покраснела. Молча всё доела, допила и ушла, как того требовали правила этикета. Ей было всё равно, ел ли виконт пюре из репы и обратил ли внимание на её молчаливый протест.
Перед ленчем Стэнли успел поговорить с отцом. Поведение Шэйлы больше не казалось ему странным. Частичная потеря памяти объясняла перемены в её поведении, а лауданум помогал справиться с вспышками нервного возбуждения. Вот и за ленчем виконтесса была слишком уж вялой. Доктор Пэйтон пообещал, что скоро она поправится. Но… как же она была хороша в состоянии эйфории. Горящий весельем взор, непринуждённое общение, её прикосновения. Она даже в период его ухаживаний за ней не вела себя так раскованно.
От воспоминаний о невесомом поцелуе Шэйлы, у виконта участилось биение сердца. Он коснулся пальцами своих губ. Отголоски пережитого душевного подъёма пробудили желание. Он вновь ощутил горячее дыхание жены на своих губах и напряжённые ладони на её спине, своё неожиданное возбуждение и её пугливую настороженность.
