Он начал говорить торопливо, беспристрастным тоном, излагая только факты, которые были ему известны, кратко передавая содержание газетной статьи. Когда Джон дошел до признания Питера Морана в домогательстве к ребенку, он заметил, как Дженифер мертвенно побледнела и покраснела полоска, оставленная на переносице солнечными очками.
— Я не верю тебе, — сказала она, когда Джон закончил рассказ.
— Разве ты ничего не знала? А я почему-то думал, что ты уже знаешь.
— Ты все выдумал.
С досадой он швырнул ей через стол листок и на его середине появилось серое пятно от пролитого вина. Джон пил еще и еще, снова доливая и расплескивая вино. Дженифер внимательно читала отчет, потирая рукой лоб. Испарина выступила над верхней губой, в лице не осталось ни кровинки. Джон отвел взгляд и снова посмотрел на Марка Симмса. Однако тотчас же пожалел об этом. Марк заметил его и нерешительно помахал рукой.
Дженифер, к ужасу Джона, заплакала. Сначала почти без слез, беззвучно, напрягшись, как струна, но потом уронила голову на скрещенные на столе руки и горько разрыдалась, дрожа всем телом.
Люди с любопытством оглядывались на нее. Джон сидел опустошенный, безразличный ко всему окружающему. Откуда-то выплыла фраза: «Не делай добра, не наживешь зла». Он был к ней добр, и она тоже благосклонно к нему относилась, или это только казалось ему?
— Дженифер, — прошептал Джон. — Дженифер, прости.
Она не ответила. Он дотронулся рукой до ее дрожащего плеча и ужасом ощутил, как она отпрянула от него. Джон зажмурился. «Ну, и что дальше делать? — спросил он себя. — Каков следующий шаг?»
Джон открыл глаза, почувствовав, что кто-то склонился над ним. Это был Марк
— Я могу что-нибудь сделать?
— Нет, — ответил Джон. — Благодарю, но не надо.
— Я подумал, что, вероятно, смог бы помочь.
— Как ты можешь помочь?
«Просто оставь нас одних. Ты и так навредил достаточно».
Неожиданно Дженифер подняла голову. Выглядела она ужасно, бледная, возбужденная, обезумевшая от горя. Ее лицо, залитое слезами, распухло.
— Я пойду, — сказала. — Мне надо идти, я должна вернуться.
Она не уточнила, куда или что должна идти домой. Джон подметил это, и накатила радость, вместе с тревогой.
Марк продолжал стоять рядом, не отрывая от них глаз. Видимо, он ожидал, когда Джон познакомит его с Дженифер. Тяжело, как старуха, Дженифер поднялась, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Джон достал из кармана, где лежала ксерокопия газетной статьи, чистый, хоть и неглаженый носовой платок и протянул его. Хоть это было и абсурдно, но его сердце сильно забилось в груди, когда Дженифер не отказалась, а взяла платок и вытерла им лицо.
— Я пойду на автобус, — еле слышно пробормотала она, не отрывая платок от глаз.
— Ты одна не пойдешь, — возразил Джон. — Подожди, я расплачусь.
Официантки нигде не было видно, и Джон с раздражением посматривал по сторонам. Возможно, она вошла вовнутрь бара. Дженифер наклонилась над столом и оперлась об него руками. Неожиданно инициативу перехватил Марк, о присутствии которого Джон уже забыл.
— Вы — Дженифер, да? — спросил он. — Меня зовут Марк, я старый приятель Джона. Позвольте мне вам помочь. Можно я провожу вас домой?
Такси материализовалось перед ними как будто из воздуха. Джон поймал взгляд Дженифер, и какое-то время они смотрели друг другу в глаза. Затем она ушла, и такси умчалось раньше, чем он расплатился за вино.
Чего он ожидал? Что она сразу же отречется от Питера Морана и бросится в его, Джона, объятия? Или, не обращая внимания на его слова, останется верной Питеру, что бы он там ни совершил? Но чего бы он ни ожидал, истина оставалась истиной — никогда не бывает точно так, как ты это себе представляешь. Дома, бесцельно бродя по саду после почти бессонной ночи, Джон пытался убедить себя, что результат их разговора оказался лучшим из всех возможных. Он должен учитывать шок, который Дженифер испытала от сообщения, и просто подождать, пока его последствия пройдут.
Джон чувствовал, что сейчас ничто не способно его удивить. Если бы Питер Моран сошел с ума, или Марк Симмс внезапно появился здесь в роли посредника, или Колин Гудман позвонил, чтобы сообщить о своей ошибке, и это был совсем другой Питер Моран, и если бы Дженифер прекратила требовать развод, одним словом, если бы случилась любая из этих вещей, он бы нисколько не удивился, он был готов к такому.
Однако полдня он не отходил далеко от телефона. Но когда жаркий душный день перевалил за полдень, а никто так и не пришел и не позвонил, Джон понес книги в библиотеку на Люцерна-роуд и, не отдавая себе отчета, почти автоматически, прошел на полмили дальше, к эстакаде и кошачьей лужайке.
Внутри колонны записка была. Джон открыл пластиковый конвертик, переписал сообщение и тут же на месте расшифровал его. «Левиафан — Харибде. Мартин Хилман, Тревор Аллан, разузнать и доложить», — прочитал он.
Кто эти люди? Владельцы магазинчиков, хозяева небольших коммерческих фирм, которых банда собиралась запугать? А впрочем, почему это должно его беспокоить? У него что? Нет других, более важных и неотложных личных дел, о которых надо в первую голову побеспокоиться? Джон вернул шифровку на место.
Котов сегодня нигде не было видно. Впрочем, он не прав, желтый мех виднелся под дальним чахлым кустом, где петля дороги огибала лужайку. Джон и сам не понял, зачем решил подойти ближе. Вероятно, из-за того, что кот не шевелился и его глаза не следили за ним, как обычно. Джон пробрался через сухую колючую траву, разбросанные острые косточки.
Кот-повелитель был мертв. Он лежал, вытянувшись, с открытыми остекленевшими глазами, и мухи в такую жару уже занялись своей работой. Джон не увидел ни крови, ни каких-либо повреждений. Окоченевшая мордочка как будто покрылась белым инеем — кот был старым, наверное, достаточно старым, чтобы умереть естественной смертью. Джон не очень любил кошек, да и этот свирепый полудикий кот не был его любимцем. Однако его смерть вызвала в сердце необъяснимое волнение, даже сострадание. Одинокий трупик станет, скорее всего, добычей питающихся падалью животных, и если бы появилась возможность похоронить кота, Джон сделал, похоронил бы его. Но все, что он мог совершить здесь, как, впрочем, бесполезный жест, это нарвать охапку травы и прикрыть ею кота. Заканчивая грустное занятие, Джон почувствовал удушье. В какой-то книге по биологии он читал, что такого рода переживания могут спровоцировать приступ астмы.
Он медленно направился домой. В груди накапливалась мокрота, глаза слезились. Он мог бы действительно разреветься из-за кота, из-за собственного одиночества, из-за страданий Дженифер, из-за Черри. И никто из прохожих даже не обратил бы внимания. В такую умопомрачительную жару люди редко смотрят друг на друга, они теряют любопытство и наблюдательность.
Телефон звонил, когда он вошел в дом. Джон подумал, что это, должно быть, кто-нибудь из них — Дженифер, Марк Симмс, Колин и даже Питер Моран. Но это был только Гэвин.
