Скалы увалились назад и в бок, и машина выскочила в небольшую долину, перечеркнутую ручейками… я не поверила глазам своим, ручьи текли во все стороны сразу, вверх тоже, и берега закручивались вместе с ними, и выглядело все вовсе не как законченный дизайнерский образ. Выглядело оно так, будто здесь случился взрыв, после которого никто ничего убирать не стал, даже не пытался.
Татьяна опустила машину, дернула поводок, открепляя меня от спинки сиденья:
— Выходи.
— Что это? — просипела я, растирая натертое проклятой силовой удавкой горло.
Небо над головой пылало страшным стальным светом, будто сквозь тонкую металлическую крышку светило бешеное солнце. Трава пробивалась сквозь камни, седовато-белая и с отчетливым запахом хвои. На конце каждого стебелька висел тоненький прозрачный цветочек-шишечка с алой каемкой по резным лепесткам.
— Пространственно-временная каверна, спрятанная в структуре Каменного Моря, — объяснила Татьяна. — То, что на карте обозначено как «Гнилой песочек». Без поводыря, — постучала себя по левому виску, — не доберешься. И назад не выберешься. Так что, доктор археологических наук Элина Разина, настоятельно рекомендую меня не злить. Иначе не выведу отсюда никогда.
— Удавку сними, — потребовала я, касаясь ладонями горла. — Если мне самой отсюда не выбраться, она не нужна.
— А в воспитательных целях? — с любопытством спросила Татьяна.
Сволочь! Чтоб тебя разорвало вдоль, поперек и крест-накрест!
— Шучу, — расхохоталась она, снимая поводок. — Видела бы ты свою рожу! Пошли.
Под перекрученными ручьями мы прошли в дальний конец долины, к небольшому приземистому зданию — здание явно было новоделом, не имеющим ничего общего с этим странным и жутким местом.
— Кстати, ты там сама по себе тоже не ходи, — ткнула Татьяна за спину. — Без поводыря пропадешь.
Я оглянулась. Под изломанной аркой, образованной скрученным и смятым пространством, дрожал слабый белесый туман.
— Это что такое? — потрясенно спросила я. — Это что… Врата?
— Они, — довольно хмыкнула Татьяна.
— Куда?
— Да на твою любимую Нивикию.
— Что?! — я остановилась. — Так что же получается, контакт между нивикийцами и таммеотами все-таки был?!
— Азартно узнать истину? Понимаю. Пойдем. Зароешься в свои любимые артефакты письменной речи. Но до того перепишешь мне карту. Каждое слово переведешь, и переведешь правильно.
— А как проверишь? — меня забрало злом, я уже не помнила про поводок и огня снова не боялась.
— Есть… способы, — туманно ответила Татьяна. — Как только решу, что ты врешь… — перед моим носом возник объятый пламенем кулак: — Во. Видишь?
Я невольно отдернулась. Огонь под самым носом, от которого кожа ссыхается в одно мгновение, серьезный аргумент.
— Убить не убью. Но личико попорчу. Поняла?
Что тут было не понять. В животе тяжело провернулся ледяной ком муторного ужаса. Не в красоте дело, при современных технологиях убрать шрамы не проблема. Дело в боли.
Только в боли!
Каждый вменяемый носитель разума боится огня. Это древний иррациональный страх, идущий еще из тех времен, когда предки наши бегали по поверхности своих материнских планет в шкурах с дубинками, а стихийные бедствия вроде лесных пожаров выжигали их в ноль. Не знаю, чего боятся плазмоиды, живущие в фотосферах звезд, может, воды, но любая органическая жизнь с огнем несовместима в принципе. Кроме пирокинетиков. Но и те горят, как свечки, если их паранормальную защиту пробить чем-нибудь мощным.
Чем пробить защиту Татьяны?
Она Альфа-Геспин прошла. Потом служила действительную — сколько? Лет десять-пятнадцать. Сорок два. Она сказала, ей сорок два года. Значит, все двадцать лет воевала. Параллельно совмещая с преступной деятельностью.
А я пятнадцать лет по раскопам кверху задом лазила.
На кого ставки сделаете?
Я не обижаюсь. Я понимаю. Я понимаю все. Сама со своей ставкой так же поступила бы.
Значит, брать надо умом.
Врата. Врата на Нивикию. Вон там, под перевернутыми ручьями. Вариантов всего два: прыгнуть самой, столкнуть Татьяну. А куда Врата ведут? Если за пределы городского купола — а в пределах такое лантарг Поункеваль без внимания не оставил бы, — то без скафандра будет весело. Первые несколько минут. Потом станет грустно, а потом — уже и без разницы. В атмосфере Нивикии всего девять процентов кислорода и десять — меркаптана, остальное азот и прочие газы. Откуда там меркаптан в таких диких количествах? Спросите у планетологов, они расскажут.
Когда там жили нивикийцы, состав атмосферы был намного приятнее, чем сейчас.
Думай, голова, думай. Косичку заплету…
Здание оказалось обманкой. Защитным корпусом, возведенным вокруг древней постройки. Это Татьяна объяснила. Вообще, она болтала много. Или слишком уверена, что ей ничего не будет, или не собирается оставлять меня в живых. И потому уверена в том, что ей ничего не будет. Эля, тебе задница. Понимаешь? Большой такой афедрон космических масштабов.
— Командный пункт повстанцев, — вела экскурсию Татьяна. — Один из. Когда тут все перемешалось и перекрутилось, они выжили, какое-то время делали вылазки, теребя врага, а потом они между собой перессорились и покинули это место. Кто-то — обратно во внешний мир ушел, в лапы властям и на виселицу. А кто-то наладил Врата, криво, косо, как получилось. И ушел через них. Почему их не преследовали? Откуда нам знать. Может быть, преследовали. А может быть, Врата закрылись. На них наткнулся один неудачливый искатель приключений. Активировал их. И благополучно умер.
— А потом их нашли вы.
— А потом их нашли мы, — кивнула Татьяна. — Сюда.
Длинный коридор привел в огромную круглую комнату, посередине которой мягко светилась трехмерная галактическая карта…
Карта была очень похожа на размещенную в Облачном Городе, и в то же время это была совсем другая карта. Начать с того, что все пометки и надписи выполнены были нивикийским шрифтом! Лопни мои глаза, я на эти хвостики и верхние, похожие на крылья, росчерки над гласными, смотрела всю свою сознательную жизнь!
— Это — Аркатамеевтан в границах пятнадцатитысячелетней давности, — сказала Татьяна. — Вот эти светящиеся узлы — действующие Врата. Они действуют до сих пор!
— Их меньше, — сказала я, подбирая выпавшую челюсть.
— Меньше. Но — больше десятка, Разина! Больше десятка! Куда они ведут? Где они находятся?
— Я — не инженер по пятимерным пространствам, Татьяна, — сказала я. — Как, по-твоему, я это сделаю?
— Шаниой утверждала, что смогла. И если смогла она…
— Шаниой?
— Та еще зараза, — сердито отмахнулась Татьяна. — Беспринципная, напрочь лишенная любой морали тварь… ее интересовала нажива, только нажива, ничего больше. Но она знала нивикийский, легко читала всю эту заумь…
