Парни переглядываются.
— А ты почему вдруг решил за Варьку с собственным отцом бороться? — ухмыляется Марк. — Раньше как на неё наезжал — аж стены ходуном ходили — а теперь любого в асфальт закатать готов.
— Это ты мне щас в любви признаёшься? — ржу.
Клим швыряет в меня декоративную подушку, которую я отбиваю на полпути.
— Не дождёшься, Поляков — я себя для девушки берегу.
— Надо же, я думал, клубные цыпочки тебя давно испортили, а ты всё ещё в списках благородных девиц числишься, — конкретно угарает Ян, и я ржу ещё громче.
Но ржач заканчивается, и остаётся настоящее.
— Тогда ждём вторника, — подвожу итог. — А я пока должен ещё одно дело разрулить.
— Оп-па, секреты пошли, — хмурится Терский. — Слышь, Клим, этот гад тебе, походу, изменяет.
— Сейчас не до шуток, — машу рукой. — Я собираюсь узнать, кто мой настоящий отец.
Климов застывает с раскрытым ртом — видимо, подавившись алфавитом — а Терский присвистывает.
— Я опять всё веселье пропустил, да?
Фыркаю.
Как раз наоборот — веселье только начинается.
— Поделись потом, чё как, — обалдело роняет Марк, когда я прихватываю куртку и покидаю бункер.
Киваю на ходу и снова прыгаю в машину; есть только один человек, который может дать мне ответ на этот вопрос — хотя она упорно утверждает, что понятия не имеет. Как вообще можно было изменить собственному мужу чуть ли не в брачную ночь? Ведь, если учитывать, что отец даже не догадывался о том, что я могу быть не от него, значит, по срокам всё сходилось.
Вот же с… падшая женщина.
Домой добираюсь к семи вечера — семейный ужин как раз в самом разгаре; без оттяжек вхожу в столовую и с удивлением вижу там Варю, которая с раздражением ковыряется в тарелке с салатом. Но это ещё не всё — за столом помимо матери сидели ещё дядя, Эвелина и мать её — Оксана Дмитриевна. Она была вторым по счёту человеком, которого я хотел бы никогда не видеть в этом доме. К счастью, она редко к нам заходила — только если ей было что-то нужно.
Судя по всему, она снова чем-то хвасталась — учитывая, что в столовой был слышен только её голос; и да, я не ошибаюсь — госпожа Лаврентьева рассказывала о чудесах нынешней косметики, которая была доступна исключительно для элиты. Едва разговор заходит о том, как много она всего добилась, и как жалеет, что связала свою жизнь с моим непутёвым дядей, я собираюсь её заткнуть, но не успеваю, потому что она снова меняет тему разговора.
— А это и есть аккомодант твоего сына, Лена? — с явным снисхождением окидывает Варю с ног до головы; мать с презрительной усмешкой кивает головой. — Какое жалкое зрелище… Я вижу, дела совсем плохи, раз нынче всякий сброд в семью принимают.
У меня просто отключаются тормоза; мало того, что мать заставила Варю вернуться — а я уверен, что это она — так ещё и притащила сюда эту шкуру, которая не только её собственного брата грязью поливает, но и раскрыла рот в сторону Вари.
Но девушка меня опережает.
— А знаете, что вижу я? — без спроса встревает в разговор, и я понимаю, что её реально припекло — вон, как глаза полыхают. — Я вижу женщину, которая выглядит намного старше моей мамы, хотя по факту моложе её на пять лет — это при том, что мама даже особо за собой не ухаживает. А учитывая то, как яростно вы скупаете любые кремы, маски и скрабы, обещающие вечную молодость, а так же учитывая ваши материальные аппетиты, смею предположить, что вы бы очень хотели завлечь в свои сети рыбу покрупнее. Но вот беда — с вашими нынешними данными никто, кроме Виктора Анатольевича, который, несмотря на свой жизненный опыт, такой же наивный валенок, как и я — надеюсь, вы простите мне мою прямоту? — не смог бы полюбить вас, ибо даже голенище сапога выглядит привлекательнее.
Хрен знает, как я в этот момент сдержал свой дикий ржач над выражением лица Оксаны, а заодно и Эвелины: Варя просто сделала мой день.
— Господи, Варя, как ты можешь говорить такие вещи! — пытается пристыдить её дядя Витя, но мою детку слишком занесло, чтобы она адекватно реагировала на замечания в свой адрес.
И я не могу не заметить, что дядю совершенно не зацепил стёб в его адрес — потому что Варя сделала это не со зла, и мы оба это понимали.
— Я не сказала ни грамма неправды, иначе бы Оксана Дмитриевна обязательно меня поправила; даже больше того — смею предположить, что она согласна со мной, оттого и молчит. — Варя выдерживает паузу, чтобы перевести дух после своего монолога и обращается теперь уже только к госпоже Лаврентьевой: — А теперь советую вам хорошенько подумать, Оксана Дмитриевна, и ответить самой себе — хотите ли вы иметь врага в моём лице.
Можно ли было любить эту занозу сильнее? Оказывается, ещё как можно! Подсаживаюсь к Варе, прихватив её подбородок пальцами, чтоб не смогла увернуться, и демонстративно целую в губы — кажется, я окончательно довёл присутствующих до инфаркта, ну и похрен.
— Моя девочка! — похвала выходит немного самодовольной, потому что она сто пудов набралась таких оборотов от меня. И пока Варя обалдело смотрит на меня во все глаза, я, чтобы не тянуть резину, поворачиваюсь к матери. — Ну и раз уж у нас тут сложилась такая атмосфера для откровенных разговоров, не хочешь ли ты поделиться, кто тебе меня заделал?
От удивления рты раскрылись у всех — кроме Вари, которая уже была в курсе истории моего рождения, и матери, явно желающей, чтобы я провалился под землю.
— Ну и шутки у тебя пошли, племянник, — пытается разрядить обстановку дядя.
— Это шутка, только если тебе смешно, — говорю совершенно серьёзно, притягивая Варю к себе — мне надо за что-то держаться, если вдруг занесёт. — А вот лично мне уже хочется с родным папочкой познакомиться.
Варя возится у меня под боком — очевидно, чувствует, как накаляется обстановка; на этот раз ни у кого не остаётся сомнений в том, что моя просьба — не шутка и не капризное желание воспользоваться ситуацией и опустить мать. Хотя с последним я бы поспорил.
— Ты не мог выбрать другое время для своих идиотских разборок? — шипит родительница.
— Чтобы ты снова получила возможность съехать с темы? Ну, уж нет. Мне нужны свидетели — для надёжности. А теперь отвечай на вопрос. Ты уже и так конченная в моих глазах, не опускай свою планку ещё ниже.
Мать тяжело вздыхает, но даже сейчас, при всех присутствующих, не выглядит раскаивающейся. Оно и понятно — будь я таким же эгоистом, я бы тоже глазом не моргнул.
Даже не так — я был таким эгоистом, потому и не удивляюсь.
— Значит, хочешь знать, кто твой отец… — Она неожиданно ухмыляется. — Как угодно. Тем более, ты всё равно почти каждый день со своим единокровным братом общаешься…
Мозг работает со скоростью калькулятора; Терский отпадает сразу, потому что мы с ним зависали не так уж и часто.
