— Оружие опусти. И дай матери таблетку от головы.
— Давай я ей кофе для начала сварю. Пусть идет на веранду сядет.
— Иди сама ей предложи…
— Да вы что, слепые оба! — Внутри все клокотало. — Я блины пеку!
Отец ушел. Пришла мать. Бледная. Все как обычно…
— Ну что ты с утра развела?
— Я завтрак готовлю!
Действительно, ну чего вам всем не спится сегодня!
— Кому нужны твои блины…
Так не тебе и пеку! У меня подгорело больше, чем у блина!
— Моему мужу. А тебе я сейчас сварю кофе. Иди на воздух. Не надо дышать маслом.
Когда я вернулась с веранды, Славка, уже в бриджах и футболке, переворачивал оставленный мною на выключенной сковороде последний блин.
— Спасибо, — я погладила его по спине. — Накрой на стол, пожалуйста.
— Давай я лучше кофе сварю. На троих?
— Отцу чай…
— Почему мне чай?
Он тоже явился на кухню одетый, то только в тренировочные брюки.
— Потому что у тебя давление. Отойди от кофейной машины. Все равно не получишь. Лучше сметану из холодильника достань, — но вместо сметаны я сунула ему в руки тарелки. — Иди уже. Вас на кухне слишком много.
Следом пошли ложки и чашки. Я включила чайник и уставилась в спину мужа. Такая же прямая, как у Адама. Интересно, сколько Березов сегодня проплыл…
— Ты чего так смотришь?
Он повернулся ко мне лицом, а я и не заметила.
— Ты что-то сильно похудел…
— Влюбился, наверное, — послышалось из-за стола.
— Слушай, пап, вот чё ты лезешь! Когда не с тобой разговаривают.
— Так вы со мной никогда не разговариваете…
— Слушайте, как вы меня достали все!
Хорошо, что я ничего не держала в руках. Точно бы швырнула. А так лишь ушла с кухни в прачечную и хлопнула дверью. Никто следом не пошел, и я, вытряхнув в раковину одежду из плетеной корзины, принялась перебирать ее на предмет возможных пятен.
— Ты что завелась?
Березов резко распахнул дверь и так же сильно шарахнул ею, закрывая.
— Извини, — я не повернула к нему головы, продолжая бесцельно перекладывать туда сюда одежду, пока Славка не сгреб все за раз и не впихнул в барабан стиральной машины.
Я отошла к двери, ведущей в сауну.
— Яна, что случилось?
Березов сверлил меня взглядом. Еще секунду, и между глаз у меня будет дырка. Навылет!
— Ничего.
— Что-то с Мишей?
Вот же неугомонный!
— С твоим сыном все в порядке, — отчеканила я.
— Тогда почему с моей женой не все в порядке?
Он оперся о край столешницы, на которой в ряд стояли разные стиральные порошки, и я машинально начала читать их названия. К счастью, не вслух.
— У меня тоже болит голова. Не знаю… Слушай, я возьму кофе и посижу с мамой на улице, ладно? А вы с папой ешьте. Пожалуйста, — добавила я, когда каменное выражение так и не исчезло с лица Березова.
— Я не хочу без тебя есть!
Нет, он не крикнул. Просто прорычал это.
— Тогда возьми тарелку и сядь за стол на веранде. Я помогу, — добавила я тут же.
Блин блинский… Пекла блины, чтобы порадовать мужа, а только поругалась. Причем, со всеми…
Слава взял все тарелки и мой кофе. Я — банку сметаны и варенье, еще теплое, в вазочке.
Мать встретила и проводила нас тяжелым взглядом. Явно слышала мои крики даже за закрытыми дверями. Папа явился следом, таща свой чай. Я вернулась за блинами и, вжав ладони в край стола, зажмурилась. Секунда, и Березов, бесшумно подошедший сзади, развернул меня к себе.
— Хочешь лечь?
Я тряхнула головой. Слезы отступили.
— Я выпью кофе. Мне должно стать легче. Пожалуйста… — Я хотела попросить его отпустить меня, но увидев тревожный морской взгляд, снова зажмурилась и сказала: — Поешь. Я так старалась, чтобы тебе было вкусно…
— Спасибо, Яна, — он наклонился и поцеловал меня… в лоб. — Слушай… Он у тебя не горячий случайно?
Я приложила ко лбу ладонь: и правда горячий. Только это мозг закипел, не простуда…
— Да нет, тебе показалось. Сейчас выпью кофе и все пройдет. Муж у меня варит волшебный напиток.
— Это твоя итальянская машинка его варит, — усмехнулся Слава, подталкивая меня в спину к гостиной, чтобы быстрее вывести на воздух.
Я шла, не чувствуя ног. Что же я творю с собой и с другими? Собиралась всем улыбаться, а получилась вот такая петрушка…
— Что вы обе болеть вздумали? — оторвался отец от закручивания блина.
Мы с мамой промолчали. Я сидела у стола с краю, а она полулежала в шезлонге ближе к лестнице, ведущей к усыпанной гравием дорожке, убегающей между сосен к озеру. Отец ел блины со сметаной, а муж мешал сметану с вареньем. Получалось вкусно, но мне самой совершенно не хотелось есть.
— Может, сыра принести? Или крекер с виолой?
Крекер с виолой… Я даже улыбнулась. Виола — вкус детства, плавленый сыр, который решает абсолютно все проблемы, а не только утоляет голод. И я кивнула.
— Яна! — От маминого голоса сердце сжалось. — Что это за парень там с Росой?
Мать указывала на прореху между елок, натуральный забор, отделявший наш крайний участок от соседнего. С веранды была видна их крохотная пристань с моторной лодкой. Сейчас там сидела дочь соседа в обнимку со своим бойфрендом. Так я маме и сказала.
— Я не узнала Лукаса.
— Так это не Лукас, это Мика. Лукас был в прошлом году. С нового года у нее новый мальчик. Он, кстати, нам дорожку к дому расчистил в прошлый приезд. Он вообще рукастый. Томми на него не нарадуется. Заметила, что мостки новые? Они вместе перестилали. Ты просто пропустила этот момент.
Мама скорчила гримасу: то ли от боли, то ли от негодования.
— Сколько Росе лет?
— То ли шестнадцать, то ли будет шестнадцать.
— Ужас…
— Что ужас, мама?
Я так и не отпила кофе.
Она промолчала.
— Я считаю, что у финнов все правильно поставлено в этом деле. Хочется детям трахаться, пусть трахаются. Но под присмотром родителей.
Перед моим носом появилась тарелка с чесночным крекером и виолой. Слава сел рядом и придвинул ко мне кофе.
— Опять кости соседям перемываете, милые дамы?
Хотел разрядить обстановку — вышло только хуже. Мать встала и направилась к двери.
