Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
– А их много?
– Немало, – процедил собеседник, – а вскоре будет еще больше.
– Господи, откуда только эти нелюди берутся?
– Откуда все мы – из детства. Жестокое обращение – важнейший фактор, и это касается не только физического насилия. Все дело в том, что личность в наших общественных установках вынесена за скобки, и это начинается с младенчества. Ребенка не видят таким, какой он есть, а он понимает, что не является тем, кем его согласны видеть. Он какое-то время борется, стучится в жизнь, но все разбивается об «а ты сегодня был хорошим мальчиком?» – и поскольку не был, то он уходит в тень, в небытие. Вырастая, такие дети отчаянно пытаются попасть в настоящую жизнь: женщины ломятся в ворота любви, а мужчины – в ворота смерти. Я долго не мог понять, почему маньяки относительно легко переносят свое задержание и арест и быстро признаются во всем, несмотря на то, что улики против них редко бывают неопровержимыми. Казалось бы, отрицай до последнего, борись, все равно у тебя альтернативы расстрелу нет…
– Вот именно, – поддакнула Ирина.
– А они признаются охотно, взахлеб, и знаете почему? Потому что первый раз в жизни их принимают такими, как они есть. Людям интересна не их маска, не фальшивый «хороший мальчик», а они сами, и ради того, чтобы испытать это чувство, они готовы даже на расстрел. Хотя редко кто из них по-настоящему осознает приближение казни, какая-то логика у них, что раз я ненастоящий, то и смерть тоже. То им кажется, что простят и помилуют, то, что они каким-то образом переживут свою смерть и будут существовать дальше. В общем, психика окончательно рассыпается.
– Мой подсудимый не признался.
– Нет правил без исключений.
– Это да. Так что же делать? Как установить истину?
– В данном случае не знаю, но я очень рад, что вы проявили интерес к этой проблеме, которая с каждым годом будет становиться все острее. В благополучных семьях еще ничего, но, простите мне мой снобизм, наша любимая люмпен-пролетарская среда – настоящая кузница маньяков. Повальный алкоголизм, эмоциональная и интеллектуальная скудость в сочетании с жесткой установкой на священную обязанность матери воспитать достойного строителя коммунизма – это идеальная почва для произрастания убийц.
– Вы такую кошмарную картинку рисуете, – поежилась Ирина.
Ей вдруг стало страшно, не допустила ли она непоправимых ошибок в воспитании Егора?
– Так и есть, и знаете почему?
– Почему?
– Потому что в нашем обществе почти утрачен важнейший навык любви к самому себе. Мы даже не понимаем, что это вообще такое. Однажды я сказал своей знакомой, умной и доброй женщине, что ее сыну нужно полюбить себя, так знаете, как она оскорбилась? Нет, закричала эта дама, пусть сначала полюбит родителей, потом всех остальных, а самого себя уж как придется. Я пытался ей напомнить христианский тезис «возлюби ближнего своего как самого себя» и обратить ее внимание, что там значится как, а не больше, но куда там! Она заявила, что не собирается воспитывать эгоиста.
Ирина вздохнула. Да, любить себя – это что-то крамольное, так же как и радоваться каждому дню. Что в семье, что в работе, что в общественной жизни – везде культ жертвы, надо обязательно переступать через себя, отдавать все силы и средства ради чужого одобрения, а не ради результата. Везде, во всех сферах какое-то избыточное самоотречение. В семье это выливается в трагедии на пустом месте, а на производстве – в бестолковое хаотичное мельтешение, процесс ради процесса, и за бодрыми рапортами скрывается нулевой или отрицательный результат.
Но власть идет на это, потому что не может допустить, чтобы человеку было хорошо наедине с собой, ибо черт знает до чего он тогда сможет додуматься. Нет, образцовые рабы должны постоянно испытывать чувство стыда и ненависти к самому себе – это лучшие рычаги для управления людьми.
К сожалению, беседа с психиатром при всей своей познавательности на дело Еремеева свет никак не пролила.
Ирина шла на работу с тяжелым сердцем: на этой стадии процесса давно пора избавиться от сомнений в виновности подсудимого.
Впору хоть Бога молить о знамении свыше!
Маньяки быстро признаются, а Еремеев нет. Можно ли из этого сделать вывод, что он не маньяк?
Так слабо, что нечего и развивать эту логическую предпосылку.
Все такие, а он не такой. Новая, еще не изученная разновидность. Как знать, может, на новом витке знаний психиатр будет приводить Алексея Ильича как пример типичного маньяка.
В одном профессор прав безусловно: «мог – не мог» – это не ее вопросы. Ее вопросы «совершил – не совершил», и пока доказательства говорят о том, что Еремеев – убийца, а уж что его вдохновило на подвиги, пусть разбираются компетентные специалисты.
Интересно, сколько в Ленинграде проживает одноглазых молодых мужчин? Сколько маньяков действует в городе одновременно и много ли из них испытывает тягу к юношам? Кстати, Еремеев не женат, и это подозрительно. Он же не зачуханный выпускник пединститута, чтобы до старости плесневеть рядом с мамой, нет, красивый парень, курсант военного училища – таких девочки разбирают максимум к четвертому курсу. Как Алексей Ильич сумел обойти все капканы и выпуститься холостым? А когда вернулся? Неужели увечье настолько угнетает его, что он не решается на отношения с женщинами? Ладно, всякое бывает, и неразделенная любовь и просто эмоциональная холодность, но друзей он тоже не завел. Производственные связи вроде бы крепкие, а близких товарищей что-то не видно. Во всяком случае, адвоката ему никто не нанял.
Ладно, это лирика, но насколько велика вероятность, что в Ленинграде орудуют одновременно два маньяка, испытывающие тягу к юношам, и один из них одноглазый, другой имеет отношение к «Авроре», а одноглазый сотрудник НПО ни при чем?
И еще отдельно работает третий убийца, обладающий такими же дефицитными кроссовками, как у непричастного Еремеева.
Неправдоподобный бред.
Только судья должна понимать, что правда и правдоподобие – абсолютно разные вещи.
Ирина вздохнула и вдруг заметила, как ей наперерез несутся Вера Ивановна с Сухофруктом.
Глядя на их азартные физиономии, раскрасневшиеся от мороза, она и сама повеселела.
– Ирина Андреевна, это строго конфиденциально, – напористо начал дед.
– Да, мы не хотели в суде это озвучивать, а то мало ли что…
– Могло повлиять на показания…
– Мы не уверены…
– Нет, эта девочка-обвинитель производит прекрасное, прекрасное впечатление…
– Но она может подсказать свидетелю из самых лучших побуждений!
Ирина сурово кашлянула:
– Хорошо, давайте отойдем и спокойно все обсудим.
Она подошла к чугунной ограде, смахнула столбик рыхлого влажного снега и облокотилась, глядя на грязный лед реки. Вера Ивановна встала справа, дед слева.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
