— Они увидели в тебе то, что увидела я, — Лима положила свою руку на плечо воительнице. — Надежду. Я видела, как ты бросалась на меч, когда он должен был поразить другого, и наверняка тоже самое видели они. Жертвенность отличие света от тьмы или я не права?
— Сражение не синоним убийства. Я сражаюсь для того, чтобы дарить жизнь тем, от кого ее хотят забрать. Раз я так сильна, и только адское оружие может меня уничтожить, а удар мечом в сердце кажется комариным укусом, то я не имею права отсиживаться за чужими спинами. И я буду бросаться на меч, в костер, все равно куда. Так оно должно быть, для этого меня создали. Защищать слабых. Даже одна жизнь, одна душа стоит борьбы, и ею не следует жертвовать. Жертва оправдана только тогда, когда живое существо сознательно пошло на гибель ради спасения других. Если ее принудили к жертве… — хмыкнула — то не жертва эта, а убийство. Убийство — насильственное принуждение расстаться с жизнью и не может быть оправдано кровавыми богами, которые зачастую оказываются исчадиями ада.
Олимпиада решила сменить тему.
— Кто наши враги? Темные мужчины решившие захватить побольше рабынь?
— Ага, держи карман шире! — ухмыльнулась ехидно Сирена. — Делать им больше нечего как к бабам соваться. У них считается любой сунувшийся к амазонкам, контуженным на всю голову. Мериться силой с человеческой женщиной — позор для любого рогатого мужика.
— Хочешь сказать…
— Угу, против нас попрут одни «дэвушки». Рогатые с хвостами и сквернейшим характером. Но это еще цветочки! Злобные ведьмы с прогнившими конечностями. Зомби-женщины, парнокопытные адские Забодалки. Церберы, все сучки как одна. Гарпии бездны, только и гляди, как бы не плюнули на макушку и пометом не стрельнули, а то вовек не отмоешься от вони. Кадрилки, сукубки, жабы-переростки (страхолюдье жуткое!), бодалки и фиг знает еще что! Скелеты и те бабы!
— Похоже на столкновение двух феминистических групп, — поперхнулась.
— Скорее лесбиянок, и те и другие всеми лапами за нетрадиционную любовь.
— Но амазонки…
— Им же размножаться как-то надо, — перебила ее Сирена, — вот и придумали законы, чтобы никто не увильнул, а то, знаешь ли, и они сами себя прекрасно того… удовлетворяют, без мужиков.
— Какой кошмар, — покраснела Крик.
— Я не говорю про всех амазонок, по мирам их полным-полно, но именно эти, такие как я сказала.
— А есть еще и голубизна? — вдруг поинтересовалась.
— Есть, да только ее поменьше будет.
— Почему?
— Мужики сами таких, — сделала движение, как гильотина опускается на плаху, — под корень вырезают. Варвары, к примеру, вещают на деревья крюком за одно место — у них подобная казнь считается величайшим позором. В средних мирах еще может, прокатит, но не в низших. А в высших голубизна вообще считается болезнью и таких индивидуумов лечат, что женщин, что мужчин.
— А почему же с амазонками так не поступают? Как у варваров?
— Смотря где. Я лучше не буду тебе говорить, как поступают с женщиной в некоторых мирах, если ее заподозрили в нетрадиционной любви. А так, как тебе сказать, мужчины кайфуют, когда видят, как две барышни целуются. Их это возбуждает. В темных мирах лесбиянство особенно процветает. Свободная похоть и тому подобная дрянь.
— А белые вампиры?
— Они не шизики, да простят мне такое кощунство, у них психических расстройств как таковых нет, поэтому и нетрадиционной любви у них тоже нет.
— Какая гадость.
— Сколько миров, столько и мнений. То, что для тебя гадость для них естественно. Они тебя, кстати, приняли за родную.
— Почему? Меня никогда не тянуло к девочкам! — возмутилась Олимпиада.
— Но и мужиков ты не жалуешь.
— Просто…
— Что просто? Хочешь сказать не так? — разозлилась учительница. — Не ты ли пожелала, чтобы у тебя отняли страсть?
— Да, я.
— Но ты еще не совсем запущенный случай, если конечно тебе удастся ухватиться за прозрачный шарик и свернуть на дорогу света.
Пояснять она не стала, несмотря на все уговоры Лимы. Пару амазонок привели их в комнаты, где они могли вздремнуть.
На утро владычицы объявили о своем решении.
— Мы согласны с твоими условиями, Холодная кровь. Боги согласны сделать исключение для твоей ученицы, только благодаря твоим боевым заслугам, — вещала брюнетка. — Она будет сражаться вместе с тобой.
Сирена промолчала, но губки сделала трубочкой, и так понятно, что она думает про их богов и про них самих.
— Но, уважать ее никто не будет. Об этом мне трудно просить своих воинов, они не примут ее.
— Плевать, примут ее или не примут, главное, что я ее принимаю остальное нас не касается, — не выдержала воительница. — Во время сражения она себя покажет не с худшей стороны и не убежит с поля брани при виде врага как бы вы этого не желали. Мне вы ничего не докажите, а в ней я уверена как в себе.
— Будь, по-твоему, — сквозь зубы прошипела шаманка. — Мы терпим твои выходки только потому, что боги сказали нам быть терпеливыми и принять помощь заблудшей овцы.
— Замечательно, передайте им от меня пламенный «привет»! А теперь я откланяюсь и пойду, осмотрю свое снаряжение. Надеюсь сражаться, вы меня голой не пошлете.
— Мы сделали самые лучшие доспехи и вееркар для тебя, Холодная кровь. Тебе не в чем нас упрекнуть, — заметила блондинка справа.
— Отлично, я пошла, — сухо поклонилась Сирена. Видно, что ей неприятно общаться с владычицами. Не ее склада люди, не любила их и терпела.
Они вышли в коридор. Воительница уверенно двигалась в сторону лестницы, чтобы спуститься вниз.
— Нужно найти желтоглазика и Иля, — не сбавляя темпа, произнесла.
— А они здесь? — поразилась Лима, вспоминая, что с ними их точно не было.
— Разумеется, — фыркнула учительница. — Для желтоглазика город амазонок — рай земной. Он уж точно найдет ценительниц настоящей мужской силы, наверняка и пару девственниц под шумок прихватил.
Олимпиада поперхнулась. Она не раз слышала от Сирены, что ее желтоглазый спутник бабник, но она не представляла насколько сильно у него запущенный случай. Когда они зашли в его комнату, то девушка едва не грохнулась на ровном месте. Дело в том, что пол полностью устлан подушками и везде, куда ни глянь, лежало голое тело.
— Двадцать семь и как он не скончался! — поразилась женщина. — И я уверена, недовольных не осталось. Он у нас мастер-ловелас со стажем в сотню лет.
— А почему в сотню? — переспросила на автомате Лима.
— Ты думаешь этому хрюнделю меньше, чем сто? У него кровь минимум тянет на лет сто двадцать. Так, теперь его надо найти среди них.
Она, переступая через спящих дамочек, нашла все-таки своего спутника. Он обнаженный лежал на животе, облепленный чужими руками и ногами. Лицо по-прежнему скрывала маска. Гибкая загорелая спина мужчины в полном расцвете сил могла принадлежать аполлону.
