Нож упал на пол — миньон нанес удар с силой и скоростью телепатии. Бедокур уставился на утраченную вещь — воплощенная химера.
— Моли своего бога помочь! — прошептала она; горячие зубы обнажены, когти рядом с выкатившимися глазными яблоками, готовые вырвать их из глазниц. — Он поможет тебе умереть.
Последовала немая сцена — молодой воин и старый. После чего химера исчезла. Атон, не трогая Бедокура, дал ему упасть.
Бедокур лежал там, где упал — у ног Атона. В нем не было ничего угрожающего — просто усталый старик.
— Вы сразили свою химеру, — сказал он.
— Сразил.
— Утром я возвращаюсь в Хтон. Вы свободны.
Атон подошел к люку и, распахнув его, ногами нащупывал ступеньки.
— Позвольте мне сказать по-простому, — сказал Бедокур, приостанавливая спуск Атона. — Хтон желает от вас службы, а не смерти. Никто на вас не обижается. Хтон поможет вам победить в другой битве.
— Нет.
— Тогда послушайте. Если бы меня любила такая женщина, как Кокена, Хтон был бы мне не нужен. Одиннадцать месяцев назад она сломала мне руку — я не знал, что она владеет боевым искусством — эту женщину вы не сможете заменить. Вы потеряете ее, если не…
Атон спрыгнул на землю и пошел прочь.
— Подумайте, подумайте о дате! — кричал вслед Бедокур. — И о хвее! Иначе…
Его голос затерялся вдали.
ВОСЕМНАДЦАТЬ
Доктор Бедокур, нынешний выразитель воли Хтона, почти доказал, что Атон бежал лишь телом; но жертвоприношение миньонетки и забота дочери Четвертого нарушили равновесие и помогли цивилизованному человеку в нем победить. Его пробудили слишком рано; еще немного времени — и он стал бы сознавать болезненные истины, которые он не видел, ослепив себя. Слепота не решила проблем Эдипа, как и ритуальное ослепление жертв не решало проблем у мужчин Миньона. Атон был одержим слепотой — физической и духовной.
Еще немного, и Бедокур вообще не смог бы пробудить умирающую химеру. Она была скрыта — слишком скрыта. В чем смысл этой преждевременной битвы? Неужели Кокена хотела его поражения?
Нет, сомневаться в ее побуждениях было невозможно. Кокена добра, она любит его гораздо сильнее, чем он того заслуживает. Именно ему всякий раз чего-то не хватало. Он отверг их помолвку до того, как встретил Кокену. Столкнул ее с горы, убил хвею.
Подумай о хвее и о дате. Что за таинственное сообщение передал Бедокур?
Как все-таки мало он знал Кокену! Краткое время, проведенное с ней на Идиллии, было счастливейшим в его жизни. Если бы он сумел тогда остаться с ней, а не преследовать свои навязчивое идеи! Он знал, что у него много общего с дочерью Четвертого. Ее воспитание, естественно, было схожим с воспитанием сына Пятого. Она — интеллектуальная хвеянка высшего сословия на планете, где о демократии и знать не знали; она, как небо от земли, далека от девушек последних Династий. Прелестная раковина! Почему он никогда не заглядывал внутрь? Как прекрасен выбор Аврелия!
«Подумай о хвее...»
Но ведь хвея умерла. Вся его жизнь была кошмаром, кроме Кокены — но хвея приговорила и ее. Неужели он выиграл битву за будущее лишь для того, чтобы провести его в одиночестве?
«Подумай о дате...»
Датой был Второй Месяц, § 403: ничем не отличимый от любою месяца и любого года на уравновешенной Хвее — планете без времен года. Какая-то загадка без отгадки…
В хвее же был определенный смысл. Бедокур мог не знать о последнем эпизоде с хвеей, ибо тот произошел всего за час до их столкновения. Но он знал, что это произойдет, когда бы Атон ни коснулся цветка. И предупредил, что Кокена будет потеряна, если не…
Атон уже сожалел о своем пренебрежении к посланнику Хтона. Что такого было в хвее, которая могла спасти Кокену для недостойного ее человека? Свойство, которое мог предсказать знающий третий?
«Подумай...»
Атон думал. Быстрым шагом он двигался по знакомой с детства местности. Вдыхал слабый запах поцарапанных стволов деревьев, развороченной земли, вырванных сорняков, диких лесных цветов. Видел черные очертания высоких деревьев на фоне звездного неба и слышал яростную ночную драку хулиганов-подростков. В нем всколыхнулись воспоминания: мелочи жизни, обретшие вес лишь потому, что они были невесомы. Запах сухой листвы, дуновение ветерка — все чудесное отодвигалось по мере взросления в сторону. Сейчас он минует то место, где встретил миньонетку, где получил в подарок дикорастущую хвею.
Миньонетка сорвала ее, а он, знавший слишком много для семи лет, не позволял ей это сделать. «Хвея — только для мужчин!» — утверждал он, и она подарила ее ему, и хвея была у него до самой помолвки. Была и после, ибо она не стала бы жить у женщины, которая его не любила. Хвея любила своего хозяина и не противилась его возлюбленной до тех пор, пока продолжалась любовь, и пока он был достоин любви.
Миньонетка сорвала ее.
Миньонетка!
Хвея выбрала ее! Миньонетка была ее хозяйкой!
Внезапно все сошлось. Он любил ее, вернее, его кровь миньона любила ее достаточно, чтобы сохранить растение. В конце концов, это она была достойна, а не связанное с ней зло. Хвея отзывалась на искренние чувства и не замечала извращений. Ненависть, которую, по мнению Атона, он ощущал позднее к миньонетке, была ложной ненавистью. Хвею не ввести в заблуждение.
Смерть миньонетки забрала с собой не только злую химеру, но и добрую хвею — вот только хвея, которой владела возлюбленная возлюбленного, не знала, что предмет любви умер. Кокена видела мертвую миньонетку, но не сообразила, что это — хозяйка хвеи, а хвея приняла ее невинную веру за свою собственную. Сущность хвеи была любовь, а не разум. Даже ее ясное суждение о достойности — обманчиво. Она любила мужчину, который, в своей основе, любил самого себя, и отвергала того, кто воистину себя ненавидел.
Если бы даже хвея принадлежала Атону, она бы все равно умерла.
Но он не был осужден. Хвея умерла, ибо он знал судьбу миньонетки и знал о ее связи с хвеей, хотя и не сознавал этого. Когда хвея вернулась к нему и его знанию, ей пришлось умереть.
Атон мог бы взять вторую хвею и подарить ее Кокене. Эта бы не умерла.
Он уже видел дом. В окне горел неяркий свет.
Его продолжали мучить сомнения. Почему Кокена послала его раньше времени? Почему отказывалась прикоснуться к нему? После того, как она посвятила три года жизни заботам об умирающем отце и слишком живучем сыне, перед самым концом своих мучений… — почему она плакала?
«Подумай о дате...»
Да, дата была преждевременной. Но почему? Бедокур наверняка что-то имел в виду.
