«Нет никаких сомнений, — подумала Матильда, — что она собирается заменить разбившуюся пробирку…»
Благодаря отсутствию Польдины жизнь в доме текла спокойно. Уход за Женевьевой отнимал у Матильды большую часть времени. В виде исключения не шумела и Софи. Она провела за фортепьяно не более пятнадцати минут. Затем она поднялась в кабинет матери, чтобы написать письмо подруге в Берри, и, наконец, решила навестить двоюродную сестру.
— Тебе особо не на что жаловаться!.. Да, ты лежишь, но твои ноги не в гипсе, как это было у меня… Не хочешь почитать?
— Нет…
— Я вспомнила, что еще не вырезала новый роман с продолжением…
В доме получали лишь одну газету, местную, поскольку Польдину интересовали только ярмарки и базары, цены на сельскохозяйственную продукцию, места найма, продажа земель и недвижимости.
Почтальон опускал газету в почтовый ящик каждое утро около восьми часов. Из столовой было слышно, как она падала в ящик, а затем раздавался звук закрывающейся крышки.
Было принято — впрочем, безо всякой на то причины, только потому, что так было всегда, — чтобы после завтрака Верн первым разворачивал газету. Однако он не поднимался к себе. Стоя в коридоре, он просматривал первую страницу, читал заголовки, мельком пробегал глазами новости.
Потом он клал газету на буфет, рядом с вазой для фруктов из граненого хрусталя. Теперь она находилась в общем распоряжении, но, по правде говоря, никто ею не интересовался.
Примерно через полтора часа после завтрака газету брала Польдина и уносила ее в свой кабинет.
Во второй половине дня, обычно в часы, когда уже зажигали лампы, она изучала интересовавшие ее новости и даже тщательно подсчитывала, в соответствии с опубликованным курсом, доходы, которые приносили арендаторам фермы Лакруа. Столько-то масла по… Столько-то яиц… Столько-то того и столько-то сего… Столько-то кормов для скота… У нее даже был специальный блокнот, куда она заносила всю эту статистику!
Но на этом перипетии местного листка не заканчивались. Конечно, газета занимала место на круглом столике, стоявшем между двумя окнами с бархатными малиновыми занавесками.
На столике могли скапливаться, лежа стопкой, десять, пятнадцать номеров, в зависимости от прихоти Софи. Когда у Софи возникало желание, она брала всю эту стопку и вырезала страницы, где печатался роман с продолжением, а затем сшивала их.
И только тогда газета с недостающими страницами отправлялась на кухню, где ждала, лежа слева от печи, когда с ее помощью разожгут утром огонь.
В тот день, когда дом жил размеренной жизнью, Софи вошла в кабинет, держа в руке ножницы, взятые ею в рукодельной.
В рукодельной она видела тетку, которая шила, поджав губы, как в самые плохие дни.
— Я верну тебе ножницы через минуту! — бросила она тетке.
Софи включила свет. Она вырезала страницы, жуя карамельные конфеты. Закончив вырезать, она принялась проверять номера, напечатанные слева от названия.
— …Шестьдесят шесть… Шестьдесят семь… Шестьдесят девять… Так! Не хватает шестьдесят восьмого…
Она подобрала газеты, валявшиеся возле ее ног, сложила их и убедилась, что действительно не хватает одного номера, вышедшего шесть дней назад.
— Элиза!.. Элиза!.. — громко позвала Софи, стоя наверху лестницы.
Элиза поднялась, ошеломленная и испуганная, как бывало всегда, когда Софи звала ее подобным образом.
— Ты брала газеты?
— Нет, мадемуазель.
— Тем не менее одной не хватает… Посмотри в столовой, не затерялась ли она там… Посмотри на кухне…
Элиза отсутствовала четверть часа, и Софи пришлось пойти на кухню. Там она увидела Элизу, проверявшую выпуски за два последних месяца. На огне стоял суп, а на столе, завернутая в бумагу, лежала зеленая фасоль.
— Хотела бы я знать, кто стащил этот номер…
Софи решила поговорить об этом с двоюродной сестрой.
— Ты уверена, что не видела эту газету?
Она заговорила об этом и с теткой, возвращая ножницы.
— Это номер от седьмого числа… Если я его не найду, придется написать в редакцию…
Пропажа газеты занимала ее целый час, потом Софи принялась думать о другом. Вскоре вернулась ее мать, нагруженная маленькими пакетами, и заперлась в кабинете. Когда Софи стала стучать в дверь, Польдина крикнула:
— Что тебе надо?
— Ничего! Разве мне нельзя войти?
— Сейчас…
— Что ты делаешь?
— Ничего… Это тебя не касается…
Обернувшись, Софи заметила, что за ее спиной стоит тетка, которая все слышала.
В муниципальной библиотеке, где был читальный зал с лампами под зелеными абажурами, Польдина выписала из книги:
Ангидрид мышьяка — AS2O3 = 198
Она убрала в сумочку листок бумаги, исписанный карандашом:
Если ангидрид мышьяка взболтать в пузырьке вместе с разбавленной водой соляной кислотой и затем отфильтровать, получится жидкость, в которой сернистый водород способствует образованию желтого осадка.
Этот осадок полностью растворяется в аммиаке, образуя бесцветную жидкость (оксид сурьмы).
У разных аптекарей она купила немного соляной кислоты, сернистый водород и аммиак.
Смешивая эти вещества, она была такой серьезной, такой безмятежной, словно вновь стала маленькой девочкой, для которой почтовый ящик служил кухонной печью, где она готовила миниатюрные блюда, пироги из тертого шоколада, колотого сахара и муки.
С того времени она, принимаясь за деликатную работу, сохранила привычку высовывать язык, касаясь им нижней губы, и этот язык каким-то чудом вновь становился острым, словно язык ребенка.
Но сейчас Польдина колдовала не перед почтовым ящиком, а перед камином из белого мрамора, перед распятием Христа на шаровидной подставке, которое предварительно отодвинула в угол. И камин перестал быть камином, превратившись в лабораторию, где плясало голубоватое пламя, поднимавшееся от переносной печки в форме щипцов.
…высокая температура ускоряет выпадение осадка, но при 15 градусах необходимо принимать в расчет, что…
— Мне еще нельзя войти, мама?
Софи была единственной, кто говорил «мама». Правда, вылетая из ее уст, это слово звучало иначе.
— Оставь меня… Я работаю…
Словно маленькая, ничего не понимающая девочка, словно тупая школьница! Польдина перечитала свои записи. С помощью обычного медицинского термометра она попыталась определить температуру жидкости в пробирке.
На бумаге все было просто. В реальности термометр, введенный в слишком узкую пробирку, выдавил ее содержимое. К тому же ртуть не опускалась.
