Колчак. Из Японии я ехал вместо о Реньо. Я виделся с ним несколько раз; он был очень любезен, но ни о какой политике мы с ним не говорили. Это было простое пароходное знакомство, так как из Цуруги он ехал вместе со мной, и даже за столом, за обедом и завтраком, мы сидели с ним рядом.
Алексеевский. Вы сказали в прошлый раз, что из поездки в армию вынесли впечатление, что армия была против Директория и на стороне идеи единоличной власти. Я хотел бы поставить вопрос: в каких частях вы были?
Колчак. Я был в западной армии, хотя тогда и не существовало этого термина. «Западная армия» тогда была екатеринбургская группа, которой командовал Гайда. Это были части, находившиеся в районе Челябинска.
Алексеевский. Приезжали ли вы в это время на юго-западный фронт, где находилась части Народной армии Комуча?
Колчак. Эти части в то время были в Челябинске, куда я не приезжал.
Алексеевский. Ведь в это время большевики вели наступление на юго-западный фронт, и их удары выносили эти части армии Комуча?
Колчак. Да, и чехи, которые в это время начали свою эвакуацию. На фронте этих частей я не был, так как не мог туда проехать. Юго-западный фронт был в то время в районе Бугульмы, приблизительно по течению реки Ив. На юге в это время происходили большие бои частей Каппеля, принадлежавших к Народной армии.
Алексеевский. Юго-западный фронт в это время был выдвинут очень далеко. В это время ижевские и воткинские части принадлежали армии Комуча?
Колчак. Эти части уже перешли за Каму. В этих частях я также не был, так как не мог проехать в виду эвакуации чехов. Я говорил с Дитерихсом, не могу ли я проехать на фронт в Уфу, но он мне сказал, что это задержит спешную эвакуацию чехов, — и мне пришлось отказаться.
Алексеевский. В оценке отношений армии к перевороту большую роль должны сыграть добровольческие части. Каково было их мнение?
Колчак. Каково было их мнение, я не знаю, но я виделся с представителем в Челябинске, и он сообщил мне, что в общем отношение к комитету Учредительного Собрания и к Директории отрицательное даже в тех частях, которые находятся под командованием Фортунатова. Фортунатов в то время командовал полком Учредительного Собрания.
Алексеевский. При получении этих сведений о настроении армии обращались ли вы к командному составу?
Колчак. Да, главным образом, хотя в некоторых случаях мне приходилось даже беседовать с солдатами, правда, очень коротко. Я беседовал с солдатами, бывшими на фронте, и во время обхода в казарменных помещениях.
Алексеевский. Не думаете ли вы, что те мнения, которые вы принимали за мнение армии, в силу того, что вы не посетили наиболее важных пунктов, было фальсифицировано?
Колчак. Если бы у меня было такое сомнение, то оно рассеялось бы на второй — третий день после переворота, когда я получил от всех частей, даже частей Фортунатова, выражение сочувствия к происшедшему перевороту.
Алексеевский. К сожалению, эти телеграммы, как и некоторые другие важные документы, не сохранились.
Колчак. Они все находились в архиве штаба.
Алексеевский. Известно, что вначале на фронте у добровольческих частей и даже у частей Сибирской армии, которая была сначала организована на добровольческих началах, было враждебное отношение к перевороту. Таково, например, было отношение третьей дивизии, одной из самых боевых дивизий. Другие части оставались в неведении совершившегося переворота: им говорили, что адмирал Колчак действует от имени Директории, что Директория остается, так как в противном случае по настроению солдат можно было ожидать, что они оставят фронт с целью итти ликвидировать переворот.
Колчак. О таких настроениях мне ничего неизвестно, так как мне об этом никто не сообщал. Наоборот, если у меня и были сомнения, то они рассеялись в ближайшие дни, когда я получил уверенность, что подобная конструкция правительства и власти приветствуется всей армией. И дальше, в последующие дни, я от армии ничего, кроме самого хорошего, кроме самого положительного отношения, не видал. Ни одного оскорбительного письма, ни одного памфлета из армии за все время пребывания моего верховным правителем я не получал. Если у меня и были некоторые сомнения, хотя бы в отношении тех частей, которые были непосредственно подчинены Комитету Учредительного Собрания, то они рассеялись, так как тот же Фортунатов признал совершившийся переворот совершенно легко, и даже не оказал сопротивления при аресте членов Учредительного Собрания, пославших вызов, что они пошлют войска против меня и откроют новый Фронт.
Попов. Известны ли вам случаи, когда в тюрьму сажались солдаты за перехваченные письма, содержавшие неодобрительные отзывы о верховном правителе?
Колчак. Нет, мне это было неизвестно. Но я допускаю, что это могло быть: из массы солдатских писем могли быть и такие, которые содержали и такие отзывы.
Алексеевский. Когда вы были военным и морским министром, и будучи верховным правителем, не приходилось ли вам сталкиваться с фактом, что высшее военное командование до вашего вступления в военное и морское министерство, а также и при вас вело известную систематическую работу по возбуждению недовольства в Добровольческой армии, армии Комуча, тем, что военное снабжение этим частям всячески задерживалось? Я знаю, например, от начальника воткинской дивизии подполковника Перового, что ижевская дивизия, организовавшаяся после восстания, не получила оружия, снарядов и патронов по той причине, что они намеренно не отправлялись туда, тогда как сибирские части, составленные по мобилизации, имели всего в изобилии. Этим самым вызывалось недовольство этих частей.
Колчак. Тогда я этого не знал. Для меня значительно позже выяснилась эта картина, что, действительно, какая-то работа в смысле недоставления и задержки военного снабжения преднамеренно велась, но это было не в Западной армии, а главным образом в Сибирской. Если вы вспомните, то это было в тот момент, когда в главное командование вступил Дитерихс. Имеется его приказ, где он говорит, что этот вопрос должен быть разобран. У нас было очень тяжелое положение с доставкой оружия, так как первый период мы ничего не получали. Доставка оружия началась, приблизительно, к марту месяцу; до этого же времени во всех частях не было оружия, ни сапог, ни обмундирования. В это время положение было очень тяжелым, но я не думаю, чтобы оно носило предумышленный характер.
Алексеевский. Скажите ваше отношение к генералу Каппелю, как к одной из наиболее крупных фигур Добровольческой армии.
Колчак. Каппеля я не знал раньше и не встречался с ним, но те приказы, которые давал Каппель, положили начало моей глубокой симпатии и уважения к этому деятелю. Затем, когда я встретился с Каппелем в феврале или марте месяце, когда его части были выведены в резерв, и он приехал ко мне, я долго беседовал с ним на эти темы, и убедился, что это один из самых выдающихся молодых начальников.
