Ю. Андропов, 19 ноября 1980 г.»[137].
Нет смысла сравнивать аргументы Капицы и Андропова. Ленин действительно не очень беспокоился по поводу инакомыслия физиолога Павлова, металлурга Чернова или электротехника Штейнмеца. Но он был довольно суров к инакомыслящим из числа гуманитарных ученых; сотни известных философов, экономистов, юристов, историков были высланы из Советской России в 1921–1922 годах. С другой стороны, не столько Капица, сколько Андропов смешивал такие философские и политические понятия, которые смешивать нельзя. По его утверждению, только коммунисты могут правильно оценить, какие идеи прогрессивны, а какие реакционны. Странно читать в письме Андропова, что именно коммунисты всегда боролись, борются и будут бороться за прогрессивные идеи и против реакционных. Уж кто-кто, а он должен был достаточно хорошо знать и самые темные страницы в истории коммунистического движения.
Цитата из выступления Брежнева и последняя фраза о том, в чьей компетенции находятся поставленные Капицей вопросы, показались Петру Леонидовичу важным намеком, и он почти тут же дал телеграмму Л. И. Брежневу, в которой говорилось: «Я очень старый человек. Жизнь научила меня, что добрые поступки никогда не забываются. У Сахарова отвратительный характер, но он великий ученый нашей страны. Спасите его». Нет никакого сомнения, что копия этой телеграммы легла и на стол Андропову. Но никакого ответа на этот раз П. Л. Капица не получил, и в положении А. Д. Сахарова ничего не изменилось.
П. Л. Капица был, однако, настойчив. Он пользовался любым случаем, чтобы выразить свое возмущение ссылкой Сахарова, а также репрессиями против других ученых. В декабре 1981 года, еще при жизни Брежнева, когда в Москве узнали об объявленной Сахаровым голодовке, Петр Леонидович снова направил Андропову короткое, но решительное и настойчивое письмо с просьбой вернуть Сахарова в Москву, к нормальной работе. Письменного ответа на этот раз не последовало, но Капица был извещен, что для пересмотра решений, принятых в отношении Сахарова, ни сам Андропов, ни руководство страны не видят никаких оснований.
После возвращения А. Сахарова из ссылки в декабре 1986 года он несколько раз негативно высказался о Капице, который будто бы ничего не сделал для освобождения его, Сахарова, из ссылки. Это были несправедливые заявления, тем более что Капица уже не мог ответить — он умер в 1984 году. Друзья Капицы решили познакомить Сахарова с упомянутыми выше письмами и телеграммами. Один из недавних сотрудников Капицы с согласия вдовы Петра Леонидовича пригласил Сахарова в кабинет-музей П. Л. Капицы, чтобы показать ему переписку Андропова и Капицы. П. Рубинин вспоминает: «Я позвонил Сахарову, и он вскоре приехал. Это было 19 февраля 1988 года. И вот он сидит за письменным столом Капицы и читает его письма — большое от 11 ноября 1980 года и совсем короткое от 4 декабря 1981 года, когда Андрей Дмитриевич держал в Горьком голодовку и когда мы так боялись за его жизнь… Я отошел в дальний конец мемориального кабинета… я был очень взволнован. Я много лет — почти тридцать — проработал с Капицей, личностью почти легендарной. И вот теперь в его кабинете, за его письменным столом сидит человек, в которого многие из моего поколения были просто влюблены… Что-то было в этом значительное, не побоюсь этого слова — историческое. Андрей Дмитриевич прочитал оба письма. Он молча сидел за письменным столом Капицы и смотрел на меня. "Да, — сказал он, — я был несправедлив к Петру Леонидовичу…" Он попросил меня дать ему копии этих писем. "Сейчас готовятся к печати мои "Воспоминания", — сказал он. — Я мог бы включить эти письма в приложения к книге". Познакомил я Андрея Дмитриевича и с письмом Андропова. Читать спокойно это письмо он не мог. "Но это же было совсем не так!" — произнес он возмущенно раз или два. И он, естественно, попросил у меня еще одну копию»[138].
В 1981–1982 годах Андропов мало интересовался судьбой Сахарова, хотя и получал необходимую информацию о всех наиболее важных делах, с ним связанных. Но в 1983 году, когда Андропов стал во главе всего государства, некоторые из его иностранных посетителей, например группа американских сенаторов, просили пересмотреть решения о высылке Сахарова. Андропов сразу же заявил, что для этого нет никаких оснований.
КГБ и братья Жорес и Рой Медведевы
Работа Жореса Медведева «Биологическая наука и культ личности. Из истории агробиологической дискуссии в СССР» была, вероятно, первой большой научно-публицистической работой, которая уже весной 1962 года разошлась в списках почти по всей стране и привлекла внимание не только интеллигенции и партийных органов, но и органов государственной безопасности. Феномен самиздата в это время уже был известен, однако в списках распространялись главным образом стихи и поэмы. Позднее самиздат подхватил рассказы и повести из лагерной жизни, отдельные яркие выступления писателей и общественных деятелей, переводные работы. Теперь стихия самиздата вторгалась и в научные дискуссии. Рукопись Жореса привлекла внимание академика Сахарова, который летом 1964 года выступил против Лысенко и его соратников на общем собрании Академии наук. Эта же работа заинтересовала и Александра Солженицына, который счел необходимым отправить письмо автору. «Многоуважаемый Жорес Александрович! — писал Солженицын. — За много лет буквально не помню книги, которая так бы меня захватила и взволновала, как эта Ваша. Ее искренность, убедительность, простота, верность построения и верно выбранный тон — выше всяких похвал. О своевременности ее нечего и говорить. Я знаю, что и многих читателей она очень волнует, хотя бы они были далеки от биологии. Никто не может остаться безразличным к ее дальнейшей судьбе». Рукопись Жореса прочла семья Никиты Хрущева, а попытка его дочери Рады Никитичны, работавшей редактором популярного журнала «Наука и жизнь», повлиять на отца, на поддержке которого держалась клика Лысенко, кончилась ссорой отца и дочери. Сторонники Лысенко занимали тогда ведущие позиции в сельскохозяйственной и биологической науке, в системе образования, в сельскохозяйственных отделах ЦК КПСС и других партийных инстанциях. Они попытались развернуть кампанию травли Жореса. В 1963 году на идеологическом пленуме ЦК КПСС с разного рода обвинениями против Ж. Медведева выступил первый секретарь МГК Николай Егорычев. В газете «Сельская жизнь», а затем и в «Правде» появилась большая статья президента ВАСХНИЛ М. Ольшанского «Против дезинформации и клеветы», в которой, в частности, говорилось: «Политические спекуляции Ж. Медведева производят, видимо, впечатление на некоторых малосведущих и не в меру простодушных лиц. Чем иначе объяснить, что на одном из собраний Академии наук СССР академик А. Д. Сахаров, инженер по специальности, допустил в своем публичном выступлении весьма далекий от науки оскорбительный выпад против ученых-мичуринцев в стиле подметных писем, распространяемых Ж. Медведевым?»[139].
В ближайшем окружении Юрия Андропова и в международном отделе ЦК КПСС внимательно следили за этой неожиданно вспыхнувшей острой полемикой вокруг судьбы генетики и генетиков. Андропов прочитал рукопись Жореса Медведева, которую ему принесли консультанты, и его отзыв был осторожен, но не отрицателен: «Очень интересно…»
