Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Слово «НачПО» каждый солдат, прослуживший больше года, произносит с ненавистью и страхом. Офицеры – с угрозой и намеком на возможные большие неприятности.
После прибытия в бригаду я долго не понимал причину такого отношения. Потом понял. Считалось, оказывается, что НачПО бескомпромиссный и неутомимый борец с неуставными отношениями и что пойманных на этом деле карает нещадно, невзирая на лица и заслуги. Как «залетевших» солдат, так и «допустивших» офицеров.
Уж как он там боролся, кого и как ловил и карал, не знаю. На нашей жизни его борьба никак не отражалась. Хотя общий священный ужас перед НачПО передался со временем и нам, «шнурам», – встретиться с ним тоже совсем не хотелось. Пойди потом докажи, что ты ничего ему не «настучал» и что тех, к кому он почему-либо докопался, «закозлил» не ты…
В общем, от визита этого ничего хорошего я не жду.
НачПО внимательно оглядывает меня.
– Почему в тапке?
– Натер ногу, тащполковник!
– Сколько ты здесь, солдат?
А то, блин, ты не видишь, сколько я здесь… По рукам моим, по х/б, по волосам. Да и по выражению лица, наверное.
– Полгода, тащполковник.
– Точно натер ногу?
Смотрит так внимательно. Намекает, что, мол, может, обидел кто? Ага, «дедушка» мне пятки чесал перед отбоем и увлекся – вот в тапке теперь ковыляю…
– Так точно, на операции. Портянками, тащполковник
– Что вас, портянки не учили наматывать. А что же старшина, замкомвзвода?
Я предвижу, чем чревата его забота в случае привлечения к ответу старшины, и особенно замкомвзвода. «Резко» действую на опережение.
– Да я из Москвы, тащполковник. Никогда портянок не видел раньше. Нам всем хорошо объясняли, ребята научились. А я не успел. А тут операция.
– А-а, москвич…
Уж не знаю, что он там в это время подумал, но от меня отстал. Глазами по палатке шарит – к чему бы докопаться. Но я-то знаю, не к чему…
– А что там за кровать с беретом?
– Это рядового Гришина, товарищ полковник. Погиб на Алихейле.
– Так уже сколько времени-то прошло. Убрать!
Я слегка остолбенел от такого приказа. А он – от того, что я стою и не выполняю.
– Солдат, я сказал, заправить койку, как положено, берет убрать!
Понуро плетусь к койкам первого взвода. Первый взвод, за исключением Пахома и Мордвина, весь одного с Гришиным призыва. Многие его знали еще с Ферганы. Представляю себе, как отреагируют парни, вернувшись в палатку, на мою «инициативу».
Заправляю койку по-черному, кладу берет на тумбочку. НачПО уходит с сознанием выполненного долга.
«Вот козел! – думаю. – Парень погиб, а ему по фигу. Его только порядок волнует…»
И мне сейчас плевать, что я огребу по возвращении роты. Мне обидно за то, что так наплевательски относится НачПО к памяти погибшего солдата.
Да нет, прав, прав был тогда полковник К-нко. И жестокая эта правда в том, что если не нарастишь на душе корку защитную – заболеть может душа.
Если каждую смерть переживать как реальную…
Каждую потерю как невосполнимую…
Если не стараться забыть, а стараться помнить…
Но кто думает, что проще так, с коркой – ошибается. Не вечная она.
Потому и не лечит время. Потому спустя двадцать лет порой выть хочется, как тогда не хотелось. Прорывается наружу все спрятанное, коркой той закрытое. И ужасаешься теперь, сорокалетний, тому, что тебя же, двадцатилетнего, не «пробило» тогда.
И то, что казалось тогда неизбежным, кажется теперь невозможным.
Потому и вспоминаем, вспоминаем, вспоминаем…
В январе 85-го мне казалось, что полковник К-нко просто бездушная скотина.
Что как же можно так походя зачеркнуть память о человеке?
Что как же можно гибель человека превратить в обыденность?
А в новогоднюю ночь 86-го я уже как вполне «житейские» выслушал рассказы ребят из третьего взвода, вернувшегося с операции куда-то в район Кунара.
В бригаду они попали уже часов в 6 вечера 31-го. Успели наскоро помыться, привести себя в порядок – и в ленкомнату, «отмечать».
Вот там, после боя курантов, после праздничного плова и Si-Si, когда вышли мы на улицу кто покурить, а кто «курнуть», и рассказал Белый нам с Пахомом, как спешила «домой» бригадная колонна, как были подрывы, как обгоревшие тела забрасывали они в кузова «Уралов» и как гулко звучали в морозном воздухе удары мертвых, замерзших тел о металлический пол…
Они успели на Новый год, они помылись и сели за стол, они рассказывали это нам, как будто это не с ними было несколько часов назад.
А мы слушали, как будто это все не из нашей жизни, как будто это не каждый из нас мог оказаться этим заледеневшим обгорелым трупом…
Корка… А как еще?
Наверное, из-за нее же только спустя много лет «дошел» до меня и непонятый в свое время скрытый смысл двух историй, связанных с гибелью ребят из первой роты.
Эпизод первый. МолодойПеред Новым годом в клубе бригады царила суета – готовили концерт художественной самодеятельности. Кто-то что-то рисовал, кто-то прибивал и вешал. Кто-то репетировал свой номер в углу зала или на сцене. Но все, кто был в зале, как-то разом замерли, притихли, когда со сцены вдруг зазвучала под гитару «Кукушка». Мы все знали эту самую афганскую из афганских песен, слышали ее много раз.
Но в исполнении сидевшего на сцене парня она звучала как-то настолько глубоко, настолько проникновенно, что нельзя было не замереть, не заслушаться его пением…
А он, казалось, никого и ничего не замечал в этот момент, склонившись к струнам, – так и допел до конца, не подняв головы. Да, наверное, никто из нас и не существовал для него в этот момент.
Никто из тех, кто оказался на эти минуты в его власти, власти его голоса и его музыки.
Никто из тех, в чьей власти снова оказывался он с последним аккордом – ведь был он «шнуром» из разведвзвода первого батальона.
Прошло минутное очарование песней, и сразу стало заметно и исхудалое лицо, и короста на руках, и засаленное х/б… Обычный «молодой»…
Я больше никогда не видел его – во всяком случае, не помню, чтобы видел. На самом концерте было не до того, даже не слышал, как он пел…
Ни лица не помню, ни внешности – только песня его осталась в памяти.
После Нового года разведвзвод, в который уже раз, переформировали. «Шнуров», как водится, раскидали по ротам, пытаясь таким образом спасти от издержек педагогического рвения старослужащих-разведчиков.
Он попал в первую роту. И почти сразу батальон ушел на Нарай…
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
