— Нет, господин, я ему чужой, — глубоко вздохнув, ответил Гопал. — Но здесь больше ничего не случилось? Никто не покончил с собой? — тревожно спросил он.
— Нет, нет! — рассмеялся дарога. — Почему вы так решили?
— Здесь жила моя сестра, — смутился Гопал. — Шошанко насильно хотел выдать ее замуж. Я должен был приехать за ней еще вчера вечером. Но в поезде со мной сделалось плохо, и меня увезли в Бордхоман. Сестра писала мне, что, если никто не приедет за ней, она покончит жизнь самоубийством, — рассказывал Гопал, и слезы лились из его глаз.
— Не беспокойтесь! С вашей сестрой ничего не случилось. Здесь погиб один только Шошанко. Свидетели говорят, что ваша сестра убежала, как только начался пожар.
Словно молния озарила темный небосвод — так обрадовался Гопал, услыхав это. Но тут голова его закружилась, он побледнел, руки и ноги его задрожали. Дарога заботливо усадил его и брызнул в лицо водой. Немного погодя, когда Гопал почувствовал себя лучше, дарога участливо спросил его:
— Вы чем-нибудь больны?
— Нет, я здоров.
— А вы ели? — снова спросил дарога.
— Со вчерашнего дня ничего не ел! — признался Гопал.
Дарога немедленно принес Гопалу еду, но тот ни к чему не притронулся.
— До тех пор пока не найду сестру, не буду принимать пищу! — заявил он.
— Как же вы будете ее искать, если едва держитесь на ногах? — возразил дарога. — Сначала поешьте, а потом я пошлю с вами на поиски еще одного человека.
Гопал последовал его совету.
— Вы уж сделайте одолжение, пошлите со мной человека! — попросил он.
Дарога отправил с ним полицейского.
Гопал с полицейским заглядывали в каждый дом, но Шорнолоты нигде не было. Одна мысль молотом стучала в мозгу Гопала: «Шорнолота или покончила жизнь самоубийством, или сгорела!». И он уже не мог удержаться от рыданий. Через некоторое время он простился с полицейским, пошел на берег Ганга и лег там ничком на землю. Невдалеке собрались лодочники и громко спорили.
— Ты разве что-нибудь в этом смыслишь? Знаешь, сколько оно стоит?! — говорил один из них.
— Подумаешь, какая ему цена! Пойдем со мной, и я тебе сколько хочешь таких камней достану! — говорил другой.
— Ну, ладно, если не камень, то ведь золото сколько-нибудь да стоит? — вмешался третий.
— Не так уж и много его, — послышался голос второго. — Да и теперь богачи не носят золотых украшений.
— По-твоему, богачи носят медные украшения, а в твоем доме все золотые, так, что ли? — раздался голос первого.
— К чему нам золотые украшения! — сказал второй. — Ты думаешь, я не прав? Ведь когда богач носит медные украшения, люди принимают их за золотые, но если мы наденем на шею золотое ожерелье, люди все равно сочтут его медным!
— Нечего зря шуметь, — сказал владелец вещи. — Это кольцо я получил, значит, оно мое! А золотое или медное — не все ли вам равно!
— Я тебе сказал правду, — опять начал первый. — Оно дорого стоит. Не веришь, пойдем спросим вон у того почтенного человека, который лежит на берегу.
Все согласились, подошли к Гопалу и, передав кольцо ему в руки, спросили:
— Господин, сколько бы вы дали за это кольцо? Гопал взял кольцо, быстро сел и с живостью спросил:
— Где вы его взяли? — При этом глаза его заискрились от радости. Только что он был подобен умирающему, а сейчас вдруг в него словно влились новые силы Гопал сразу узнал кольцо: оно принадлежало Шорнолоте. Заметив интерес Гопала, лодочники замолчали. А владелец кольца сказал:
— Господин, вчера вечером я перевез на тот берег двух женщин. У них не было денег, а вместо денег они дали мне это кольцо!
Гопал быстро вскочил на ноги и глубоко вздохнул.
— Значит, она еще жива! — проговорил он. — Куда эти женщины пошли? — обратился он к лодочнику.
— Они остались в доме у своей знакомой на том берегу, — ответил лодочник.
— Стоит это кольцо самое малое тридцать рупий, — сказал Гопал. — А если кто-нибудь сможет проводить меня в этот дом, я дам тому еще пять рупий!
— Я пойду, я пойду! — закричали все разом. А тот, кто перевозил Шорнолоту, проговорил: — Никто из них не должен идти. Я переправил жену, я перевезу и ее мужа! — Лодочник не сомневался, что Гопал — муж женщины, которую он перевозил.
Гопал пошел за ним. Лодочник переправил его на другой берег, указал дорогу и, пройдя немного, сказал:
— Вот этот дом! А теперь дайте мне бакшиш!
Гопал отдал лодочнику обещанные пять рупий.
Пройдя несколько шагов, он увидел перед собой Шорнолоту и рядом с ней какую-то женщину. Бросившись навстречу ей, Гопал воскликнул: «Шорна!» — и потерял сознание.
ЧЕМ КОНЧИЛАСЬ ВСЯ ИСТОРИЯ
Придя в себя, Гопал увидел, что его голова покоится на коленях Шорнолоты. Она обмахивала его веером. Рядом стояла служанка, держа в руках кувшин с водой. Как только Гопал открыл глаза, Шорна спросила:
— Как ты себя чувствуешь? Кажется, тебе немного лучше?
— Где я? — слабым голосом спросил Гопал.
— Ты у меня, я Шорна. Тебе, кажется, лучше сейчас?
Некоторое время Гопал молчал, как будто вспоминая все, затем проговорил:
— Да, я здоров, — а про себя подумал: «На такой подушке можно бы всю жизнь пролежать в обмороке!» — и опять закрыл глаза.
— А теперь как себя чувствуешь? — снова спросила Шорна.
Гопал медленно поднял голову.
— Я чувствую себя хорошо. Но как ты сюда попала? — спросил он.
— Подожди, сейчас тебе нужен покой! После все расскажу. — С этими словами она поднялась и вышла куда-то. Вскоре она вернулась и, заботливо поддерживая Гопала, повела за собой. Шорна давно уже назвала Гопала дадой. Гопал раньше думал, что она стыдится его бедности, потому и не называет братом, но с тех пор как он очнулся у нее на коленях, эта мысль уступила место другой. Сейчас он понял все, и радости его не было границ.
Следуя за Шорной, он пришел в комнату, где был накрыт стол. Шорна усадила Гопала и, пока он ел, рассказала с начала до конца свою историю. Шорнолота не помнила, чтобы Гопал когда-нибудь хоть немного сердился, но сегодня была немало удивлена, увидев, как глаза его налились кровью во время ее рассказа о злодеяниях Шошанко. Он даже скрипнул зубами и сжал кулаки. Когда рассказ Шорнолоты был окончен, он проговорил:
— Мне ни капельки не жалко, что Шошанко умер!
— Но отчего возник пожар в доме Шошанко — я так и не знаю, — сказала Шорнолота.
Гопал опустил голову.
— Я слышал, что вспыхнуло масло, когда жарили лучи[69] к свадебному столу, — проговорил он.
