Мое зеркало дало трещину. В нем стали исчезать люди. В нем пасмурное небо и однотипные будни. В нем все больше и больше пустых событий, не делающих мою жизнь ярче. В нем я не вижу человека, которого любил, люблю и буду любить всегда. Именно таким я сделал свой мир и, затерявшись в этом зазеркалье, я искал другое отражение, в котором хотел найти иную жизнь, но я заглянул не в то зеркало двадцать второго сентября. Оно было старое, позеленевшее от плесени, с надписью: «Курносик». И сейчас я вижу чужую жизнь, которая давно сгнила и, словно зараза, проникла в мою, сожрав ее изнутри. Есть ли еще шанс что-то исправить? А может, просто разбить его на мелкие осколки?
Я громко смеялся и плакал одновременно – уже не от страха, а оттого, что все свои тридцать три года не понимал простой истины, не видел ничего дальше собственного носа. И только когда мое зеркало вздулось и пошло трещинами, я вдруг понял, куда смотрю.
* * *
Я лежал на полу, слушая дождь, взглядом углубляясь в темноту, а душой – в свет. Пустота во мне была настолько бездонна, что напоминала небо. И оно становилось светлее, словно я снова был в гармонии с природой, – ведь и за окном наступал рассвет. Мне это нравилось.
Шифоньер скрипнул. Мои глаза, привыкшие к темноте, уставились на этот деревянный ящик. Дверь медленно открылась, и нежный розовый свет из распахнутой створки лег на пол и часть стены спальни. Я улыбнулся. Оттуда появилась рука, затем другая, а на пол опустились две ноги. Грациозно, словно белоснежная пантера, из открытой настежь дверцы вышла Она – светлая, чистая, в белой полупрозрачной накидке, едва прикрывающей бедра. Ее волосы словно развевались на ветру, как и тогда в классе, когда я увидел Ее впервые. Она была прекрасна. Мое сердце наполнилось светом. Душа увеличилась в размерах, и ей вмиг стало тесно в теле. Я наконец вдохнул полной грудью, точно на краю огромной скалы, о которую где-то внизу бьются бирюзовые волны океана. Она посмотрела на меня – и в тот же миг я словно делаю шаг, но не падаю вниз, а взлетаю еще выше… Время остановилось.
– Здравствуй, – Ее родной, знакомый до спазма в груди голос!
– Здравствуй, – сипло, еле слышно ответил я.
– Я так скучала по тебе, – Ее голос звучал во мне. Она лишь улыбалась и смотрела глазами, полными любви, а губы оставались неподвижными.
– Я тоже скучал… – Мои слезы придавали растерянности соленый привкус.
– Не нужно плакать. Теперь я рядом.
Я не мог ответить и лишь внимал Ее словам. Мое горло онемело.
– Мне нужно многое рассказать тебе. Прости за то, что ушла так рано. За то, что оставила тебя одного.
– Что ты говоришь? – я плакал навзрыд, еле подбирая слова. – Это ты прости за то, что не ушел вместе с тобой. Мне не нужно было жить без тебя. Я не справился… Не смог защитить…
Любимая подошла и присела рядом, а я, глядя в Ее глаза, все еще не мог поверить, что Она здесь, как и обещала. Нежно прикоснувшись пальцем к моим губам, Она прошептала:
– Тсссс… Ты не смог бы ничего изменить. Все происходит в свое время – не раньше и не позже.
– Почему ты не приходила все это время?
– Потому что ты не был готов.
Я пристально вглядывался в любимые черты.
– А сейчас готов?
Она улыбнулась:
– На этот вопрос сможешь ответить только ты, когда чуть позже я задам его тебе.
– Скажи мне, у нас должен был быть мальчик или девочка? – Я улыбался, глотая слезы, которые невозможно было остановить.
– Наш ребенок не успел родиться на свет и потому безгрешен. Сейчас он вместе со мной на небесах. Это не девочка и не мальчик, это ангел, похожий на тебя и на меня.
– А на кого больше? – Я смеялся, не прекращая плакать.
Она тоже засмеялась:
– Конечно, на тебя!
Я закрыл лицо руками. Во мне плескалось море печали и счастья, трагедии и редкой удачи.
– Ты должен слушать свое сердце. Делай то, что оно велит тебе, потому что все вокруг лишь…
– Зеркало, – всхлипнул я.
– Да, только и всего… – И провела нежной рукой по моим волосам. – Вставай. Мы должны выйти туда. – Она показала в сторону зала.
– Нет, туда нельзя! Там…
– Я знаю, что там. – Она снова коснулась пальцем моих губ, не давая договорить. – Следуй за мной, следуй за своим сердцем и ничего не бойся.
На этот раз шифоньер не казался таким тяжелым. Я с легкостью отодвинул его, и мы прошли в гостиную.
Небо за окном стало чуть светлее. Стали видны контуры домов, которые казались скалами на фоне пасмурного неба. Курносик так же стоял в углу лицом к стене, а собака пристально смотрела на нас из кухни. Мое сердце забилось сильнее.
– Не бойся, – спокойно сказала Она.
– Соседка сказала, что так будет каждую ночь… Она вернулась в свою квартиру.
– Пока я здесь, тебе нечего бояться.
– А что делать с ними? – Я бросил взгляд на Курносика и собаку.
– Они сейчас уйдут так же, как пришли. Открой форточку и входную дверь.
Я сделал так, как Она сказала. Прохладный ветер влетел в квартиру, задевая тюль, похожий на белый флаг, только теперь я был счастлив сдаться.
Оставив входную дверь приоткрытой и вернувшись в гостиную, я обнаружил, что Курносика больше нет. А собака, опустив перевернутую голову, нехотя поплелась вдоль плинтуса за диван.
Сквозняк принес утренний холод, рассеивая духоту и страх. Капли бесконечного дождя рвались в форточку, сталкиваясь друг с другом и разбиваясь на сотни маленьких частиц. Я подошел к Ней:
– Тебе не холодно?
– Ммм… Очень холодно, – Она была кокетлива.
Мы засмеялись, и я обнял Ее.
Мои пальцы помнили Ее кожу – сверхъестественную даже при жизни, гладкую, нежную, похожую на шелк, налитую жизнью. Я жадно впился руками в Ее спину и крепко прижал к себе.
– Мне ничего больше не нужно. Я хочу просто стоять здесь с тобой, просто чувствовать тебя. – Мы коснулись лбами и посмотрели друг другу в глаза. – Это возможно?
Она молчала. Я растерянно кивнул.
– Мы встретимся еще?
Но Она снова не проронила ни слова.
Вдруг послышалась музыка. Неясная мелодия, сыгранная на непонятном музыкальном инструменте. Ее невозможно было уловить и напеть, она звучала где-то близко и в то же время настолько глубоко внутри, что, казалось, ее и вовсе нет.
– Ты слышишь?
– Слышу, – прошептала Она. – Это музыка, которую рождает любовь.
– Ты видела Бога?
– Да. Он безупречен…
– Тогда почему Он забрал тебя?
– Разве можно винить Его в том, что дал мне приблизиться к прекрасному чуточку раньше, чем тебе? – Она сияла. – Разве не ты давал мне самый сладкий кусочек торта? Разве не мне старался сделать жизнь еще лучше?
