Я выразительно посмотрела на одноклассницу, она закатила глаза и вышла, Тодд последовал за ней, окинув меня взглядом, значения которого я не могла понять. Я снова повернулась к мистеру Мессершмидту и взмолилась:
— Ну пожалуйста! Мы будем соблюдать все меры предосторожности.
— Джилл, а ты уверена? — перебил меня Тристен. — Что хочешь остаться наедине со мной?
Я поняла скрытый подтекст, и у меня сжалось сердце: я ведь все еще ему доверяла. Я не боялась того, что он может сделать, мне было противно думать о том, что он уже сделал.
— Да, Тристен, — ответила я. — Я хочу остаться.
— Ну… — Мистер Мессершмидт колебался недолго. — Только осторожно.
— Правда? — выпалила я, удивляясь тому, что мы все же получили разрешение. Я была уверена, что он всегда так же четко следует правилам, как и я. — Здорово, — поспешно добавила я, пока он не передумал. — Спасибо.
— Я возьму ответственность на себя, — сказал Тристен учителю, хотя смотрел на меня. — Джилл будет в безопасности.
— Закройте на ключ, когда пойдете домой, — попросил мистер Мессершмидт. — И никому об этом не рассказывайте. — Затем он достал что-то из своего стола и направился к двери. Но на миг остановился, мне показалось, что он передумал. Но он только попрощался с нами, правда, как-то нервно. — Удачи, ребята.
Мы с Тристеном остались одни — именно одни — впервые с того вечера, когда я была у него в спальне, мы целовались и он признался мне в содеянном.
Первым делом он закрыл дверь изнутри.
Глава 70 Джилл
— Тристен?
— Это меры предосторожности, — сказал он, возвращаясь к столу.
У меня сердце ушло в пятки.
— Думаешь, твой отец…
— Сомневаюсь, что он придет сюда, — уверил меня Тристен. — Если бы он хотел, он легко мог бы убить меня дома, когда я сплю. Но я обязан позаботиться о тебе.
Я не знала, что ответить на оба этих заявления, так что взялась за записи доктора Джекила.
— Мы остановились на опыте от одиннадцатого февраля. Он начал с базовой формулы, а потом добавил два грамма магния. — Я опустила бумаги и осторожно полюбопытствовала: — Но может, уж никого нет… перескочим немного?
Тристен отмерил магний и высыпал его в кислый раствор, а потом перевел удивленный взгляд на меня.
— В смысле?
— Проверим на крысе настоящий состав, по последней формуле. Посмотрим, сработает ли.
Сказав это, я занервничала, потому что моя едва проклюнувшаяся темная сторона думала: покажешь, куда ты спрятал свой раствор… Может, удастся отлить немного, когда ты отвернешься…
Но признание Тристена заставило этот предательский голос замолчать.
— Джилл, я это уже сделал. И даже успел снять последствия.
Я уронила стопку бумаг, и они разлетелись по столу.
— Что? Когда? — Без меня?
— Я вчера ночью приходил в школу и дал крысе капельку, — рассказал он. — Эксперимент прошел успешно, так что радуйся.
Тут я заметила, что Тристен уже приготовил новый раствор и протягивал его мне. Я посмотрела на его руку и заметила на пальцах множество маленьких, но страшных красных отметин. На некоторых уже образовались корочки. Я снова вопросительно посмотрела на него:
— Тристен?
— Он сначала был очень нежным, а потом обезумел, — объяснил он. — У меня все заснято, сможем показать на презентации.
Я недоверчиво покачала головой:
— Ты шутишь…
Но Тристен даже не улыбался:
— Нет. Я серьезно.
— Можно повторить опыт, — взволнованно предложила я. Мы близки к тому, чтобы выиграть тридцать тысяч долларов. И возьмем настоящий раствор… — Если результат окажется стабильным, можно будет показать это прямо на презентации!
— Нет, — твердо сказал Тристен, выражение его лица не оставляло сомнений. — Я этого больше делать не буду. И тебе этого лучше не видеть.
— Но…
— Нет! — Тристен стоял на своем. Он потер шею покусанной рукой и посмотрел в сторону.
Ему, очевидно, больно было вспоминать убитого зверька или, может, признаваться в этом мне, и мое возбуждение прошло.
— Я… я понимаю, — сказала я, изо всех сия стараясь не думать о том, как он лишил крысу жизни.
Не хотелось снова представлять Тристена в роли убийцы, может быть, он свернул ему шею собственными руками, хотя бы для того, чтобы спасти остальных. Я посмотрела на его руки, которые буквально были в крови, и поняла вдруг, что наша самодельная повязка выглядит уже совсем ужасно. И я, не задумываясь о том, как давно мы не прикасались друг к другу, протянула к нему руку:
— Давай перевяжу.
Тристен отстранился от меня:
— Не надо. Все в порядке.
Я снова попыталась взять его за руку:
— Тристен, позволь… — Дотронувшись до повязки, я почувствовала под тканью что-то узкое и твердое и смущенно подняла на него глаза: — Тристен?
— Джилл, отпусти, — сказал он, пытаясь отвести руку.
Но я не послушалась. Не отпустила:
— Что это?
Он вырвался:
— Это, Джилл, моя самая большая надежда в борьбе с тем, что вскоре за мной придет.
Я поняла, что это нож, и у меня закружилась голова. Только уже почему-то не стало противно от мысли, что Тристен снова может убить человека. Глядя в его смелое и решительное лицо, я в первую очередь испугалась — нож маловат против такого безжалостного, мощного соперника.
— Тристен, — сказала я, понимая, что мои картонные стены, возведенные для защиты от него, рухнули. — Твой отец так и сказал, что снова готов напасть на тебя? Ты мне о том случае так ничего и не рассказал.
Он горестно усмехнулся:
— Нет, иначе ты снова испугаешься меня и убежишь, даже не дослушав.
— Прости.
— Не надо извиняться, — сказал Тристен, пожав плечами. Он продолжил перемешивать раствор, стараясь не смотреть в мою сторону. — Но если ты хочешь знать ответ: да, зверь уже полностью подчинил себе моего отца, обещал вернуться и убить меня, если я не выпью раствор и не восстановлю беспорядок в семье Хайдов.
Я об этом, в принципе, догадывалась, но, когда он сказал это вслух… меня затошнило, а спина покрылась испариной. Я ужасно за него боялась. И как я осмелилась баловаться с раствором?
— Ты знаешь, где он?
— Нет. — Тристен наконец посмотрел мне в глаза, — В тот день, когда мы с тобой лежали в постели, мне позвонили…
Он сказал об этом мимоходом, точно о чем-то незначащем. Хотя, может, для него тот вечер и правда уже ничего не значил. От этого мне стало совсем не по себе.
