— Я удивился, увидев!.. — Прудников адресовал реплику жене. Говорит: «Изменились обстоятельства!..»
— Уточним, — Денисов снова вмешался. — В момент, когда вы разговаривали с Голеем…
— Его фамилия Голей?
— Да. Свет в одиннадцатом горел?
— Было светло.
— Где стоял пострадавший?
— У служебки, напротив купе проводницы.
О своем пребывании в одиннадцатом Прудников говорил неохотно, каждое слово приходилось словно вытаскивать из него клещами.
— Были еще люди в коридоре?
— Мужчина и женщина.
— Кто еще?
— Официант. Он тоже останавливался, разговаривал.
Прудникова хотела о чем-то спросить, Денисов опередил ее:
— С пострадавшим? Когда?
— Сразу же. Потом заходил к нему в купе. — Прудников запутался.
— Откуда вы знаете? Вы шли за официантом? — Денисов спешил, будто до гонга остались считанные секунды.
— Я хотел спросить про вагон-ресторан. Заговорил с пострадавшим.
— О чем же все-таки? — вмешалась Прудникова.
— Насчет ресторана. А он, по-моему, спросил о собаке…
— Знаешь, Прудников! — сказала жена.
— Серьезно. Не видел ли я собаки в поезде…
Словно догадавшись о чем-то, дети прекратили возню. В купе стало тихо.
— У потерпевшего был пунктик — собаки, — констатировал Сабодаш.
— …Венгерские секции оборудованы генераторами постоянного тока. Это вам, должно быть, ясно…
Когда Денисов пожелал ближе познакомиться с электрическим хозяйством, Шалимов, ни о чем не спрашивая, вызвал электромеханика. Вчетвером четвертым был Сабодаш — собрались в служебке Сурковой.
Электрик также не выказал ни удивления, ни заинтересованности. Убийство Голея находилось вне сферы его любопытства, знакомство с инспекторами не щекотало самолюбия — Денисов понял это, наблюдая прямую как доска, заносчивую спину электрика.
— Клеммы и монтажные провода положено осматривать не реже раза в месяц…
— С задней стороны щита? — спросил Антон.
— Да. Проверить, соответствуют ли плавкие вставки току нагрузки, держался он подчеркнуто небрежно, но дело знал. — В служебном отделении вагона на трех щитах — групповом, силовом и дополнительном — смонтированы пусковая защитная аппаратура и измерительные приборы…
За Вертуновской дополнительный шел медленно, пока совсем не остановился. Волна нагретого воздуха ворвалась в служебку.
— Выходить будете? — спросил Шалимов.
Вокруг был луг, звеневший тысячами цикад.
— Нет, — Денисов взглянул в окно.
Никого из пассажиров он не увидел, только против вагона-ресторана официантка рвала для букета мелкие мучнисто-белые цветы. Откуда-то появился дог Судебского, сделал несколько прыжков, каждый раз чуточку зависая в воздухе. Сильный хвост со свистом рубил траву.
— Гу-ляй, Дарби! — прохрипел невидимый Денисову Судебский.
— …Таким образом, электрооборудование включает генератор постоянного тока, аппаратуру стабилизации напряжения, кислотную и аккумуляторную батареи, силовые и осветительные приборы.
Вряд ли электромеханик понимал, что от него требуется, но в том не было его вины — Денисов не смог сформулировать вопрос.
— Повторите… — попросил Антон.
Неумолчное отрывистое стрекотание цикад не затихало ни на секунду, пока дополнительный снова не двинулся в путь.
Денисов остался у окна.
Голей придавал отъезду из Москвы особое значение: билеты в агентстве были взяты заранее. Тем не менее он воспользовался другими, неожиданно ускорил день выезда.
«Собирался ли Голей ехать вчетвером или с самого начала решил остаться в купе один? Кто выедет из Москвы по купленным в агентстве билетам?»
…Дальше, в поезде, было все проще, взаимообъяснимо. Голей пронес в тринадцатый вагон мятый, похожий на спущенный мяч портфель, посидел в купе ровно столько, чтобы Пятых и кто-то другой, кого он опасался, ничего не заподозрили, перешел с баулом в одиннадцатый. Он знал, что в купе тринадцатого вагона до Ожерелья никто не появится, поэтому и закупил все места.
«Но зачем? Собирался ли он вернуться за портфелем, за бронницкими ювелирными изделиями?»
В окне служебки снова мелькали дворы, поезд не снизил скорости, тяжело загудел, начиная очередную кривую. Маленькие населенные пункты отворачивали лицо от дороги, окружали себя заборами, выставляли для обозрения пожарные лестницы, огороды, собачьи будки. Сами не ведая, они давали возможность заглянуть в повседневность, увидеть, что тщательно скрывали.
«…Голей перешел в одиннадцатый и сразу начал иную — обычную вагонную жизнь. Ни от кого не таился, выставил шампанское, „Марсалу“. У него нашлась еще бутылка боржоми. Трапезничал, вспоминал, как голодал, как умение обходиться без пищи спасло в свое время жизнь. Видимо, теперь, в одиннадцатом, у него были основания считать, что все идет хорошо.
Что? Что „все“? Что шло хорошо?»
— …Значит, оставить вагон без света можно было и иными способами? уразумел Антон.
— Безусловно.
— Но если был бы отключен только генератор…
— Проводница подключила бы аккумуляторные батареи.
— Вывод из строя щита наглухо лишал вагон света! И от генератора, и от батареи!
Электромеханик собрал чемоданчик, готовясь уйти.
— А что случилось вчера в тринадцатом вагоне? — спросил Денисов. — У Пятых?
— Элементарно, — он пожал плечами. — Пробки перегорели.
— Когда вы возвращались оттуда, в одиннадцатом свет горел?
— Не помню. Кажется, был ажур, — он посмотрел на Шалимова. — Надо идти, бригадир. У нас не курсы электриков.
— С гонорком, — заметил Антон, когда электромеханик ушел.
Шалимов махнул рукой:
— Будешь с гонорком, второй год в институт сдает — попасть не может.
Антона клонило в сон. Он поднялся, пошел к себе.
Едва заметный ветерок начал пробивать сквозь толщу неподвижного зноя. Жар балластной призмы, оснований контактных мачт — всего массивного, что оснащало дорогу, обещал долгую постепенную теплоотдачу.
Денисов вернулся в купе, лег, положив руки под голову. Над ним было окно. Проплывавшие крестовины электростолбов уродливыми граблями бороздили небо.
«…Трапезничали недолго. Голей почти не пил. Настроение было хорошее. Поцеловал руку Марине, произвел впечатление на Вохмянина. И все-таки он нервничал. „Все время шевелил пальцами…“ Поссорился с Ратцем. Что он успел перед гибелью? Разговаривал с официантом, с Прудниковым. Снова вспомнил о собаках…»
