— Добренький денечек, — оскалился приехавший.
Во рту парня тускло блеснула золотая фикса.
— И вам добрый день, молодой человек, — чуть поклонился Гравер. Играть убогого было поздновато, а вот маска чопорного профессора сошла в самый раз. — Кем будете и с чем изволили пожаловать?
— Непонятки у нас случились, дядя, — пояснил парень. — По твоей части.
— Простите, молодой человек, — нахмурился Гравер. — Не понимаю, о чем, собственно, идет речь?
Дверца «Вольво» открылась, и из салона выбрались остальные гости. Их оказалось трое. Двое первых — типичные молодые «бычки» из тех, что любят поиграть мышцей. Гравер с такими сталкивался не раз, приходилось, большого уважения к ним не питал, считая, что именно такая вот молодежь гробит порядок в разумном воровском мире. А вот третий — огромный мужчина лет пятидесяти с лишним, с могучими руками, плечами — по комоду на каждое поставить — не пошатнулись бы. Лицо некрасивое, грубое, словно бы вытесанное из каменной глыбы. Держался этот «человек-гора» с достоинством и, судя по всему, был в компании старшим.
— Не надо понты жарить, Гравер, — сказал мужчина. — Мы не менты и не лохи.
Гравер подумал, кивнул:
— А вы, простите…
— Кроха, — представился мужчина, и Гравер улыбнулся, кивнул, давая понять, что погоняло ему знакомо и слышал он о госте только хорошее. — Слыхал, слыхал. Разумеется, по делу?
— Угадал. Базар к тебе есть серьезный.
Гравер кивнул:
— Ну что же, пошли в дом.
Вины он за собой никакой не чувствовал, потому опасаться ему было нечего. А бояться… Гравер и на зоне не боялся, а уж на воле тем более.
— Не стоит. Ты ведь куда-то собирался? Ну так поехали, заодно и покуликаем.
Кроха придержал дверцу, пока Гравер забирался в пахнущий кожей салон и устраивался на заднем сиденье. Это был и знак уважения, и жест доброй воли. Когда тебя собираются валить, дверцу не придерживают.
Кроха забрался следом. Паня устроился на переднем сиденье. Пестрый забрался за руль.
«Вольво» пополз по подъездной дороге к трассе. Едва только они тронулись, Кроха поинтересовался:
— Как жизнь, Гравер?
— Всяко бывает, — ответил старик. — Жизнь — что монетка. То на орла ляжет, то на решку.
— Понятно, — кивнул Кроха. — Без дела не сидишь? Заказов хватает?
— По мелочи все. Так… — Гравер покачал рукой, мол, заказ заказу рознь.
— Серьезные есть?
— Серьезность зависит не от работы. Мне один болт, что рисовать. Хоть «капусту», хоть ксивы.
— Люди говорят, твою «капусту» даже ментовские не могли от настоящей отличить. Сказали, твои бабки лучше.
Гравер усмехнулся, кивнул.
— А на чем взяли-то, если отличить не могли? — озадачился Паня, внимательно слушавший разговор.
— Он на своих лавэ подпись ставил. Типа фирменный знак. По ним и отличили, — ответил Кроха. — Так, Гравер?
— Было такое.
— Слушай, а еще звонили, будто ты на следственном эксперименте прямо в камере ментам ведро стольников наштамповал безо всякого инструмента?
— Инструмента в камере на самом деле до хера. Знать надо, как пользоваться. Да и ведра там не было. Штук пятьдесят я им смастырил, а потом смотрю, у ментовских бебики как-то странно горят. «Давай, — говорят, — еще». Обломились, понятное дело.
Кроха тоже улыбнулся.
— И сколько тебе тогда намерили?
— Восьмерик, как с куста.
— Солидно, — кивнул Кроха.
— Прокурор четыре просил, да судья звероватый попался. — Гравер поерзал, устраиваясь поуютнее. — А я не в обиде. На зоне нормально жил. Грамоты рисовал, иконы, прочую дребездню.
— Сучил, что ли? — встрепенулся Пестрый. — Так ты — сука, Гравер?
— Выбирайте выражения, молодой человек, когда со старшими разговариваете, — лицо у Гравера стало каменным.
— Пестрый, разбей понт, — вступился Кроха. — Люди говорят, вся зона в его фишки играла да на «левые» стольники грев покупала. В бабках пацаны купались, а он им на волю такие характеристики да справки делал — хоть сейчас в министры. С печатями, подписями, как положено.
— Было и такое, — согласился Гравер и мечтательно прикрыл глаза. — Эх, времечко золотое, вспомнить приятно. Люди другие были, не злые. Не то что сейчас. За косарь завалить готовы.
— Есть маленько, — согласился Кроха. — Ладно, Гравер, о хорошем вспомнили, давай о деле. Сегодня утром два каких-то гаврика на моих людей наехать пытались. В общем, по ходу «рыла» они светанули. Мы пробили, ксивы у них «левые» наглухо, но работы отменной. Пойми правильно, мы к тебе без предъявы. Но нам хочется знать, эти косячники для кого-то горбатились или так, волками бегают?
— Вообще-то я своих клиентов не сдаю, но тут дело мутное, — нахмурился Гравер. — Фамилию не помнишь?
— Первый — Козак. Второй — Корабышев.
Старик кивнул:
— Я им ксивы делал. На той неделе они были. — Гравер подумал, добавил: — Лавэ у них водится, это точно. Взял я с них дорого.
— Они не сказали, под кем ходят?
— Нет, да и я не спрашивал. Мое дело маленькое — ксиву нарисовать, чтобы не стыдно было ментовским предъявить.
Кроха кивнул понимающе:
— Не боялся, что гости твои из ментовки?
— А чего мне бояться? Сейчас — не тогда. Я в их ксивах на тринадцатой страничке меленько так, в самом низу, написал: «Сувенир. Не может служить заменой подлинного документа». Поди, подкопайся.
Кроха усмехнулся:
— Ушлый ты мужик, я смотрю.
— Жизнь заставляет, — вздохнул старик.
— Может, эти двое о делах говорили, людей каких-нибудь называли?
— Звонили кому-то, — после короткой паузы кивнул Гравер и снова прикрыл глаза, вспоминая. — Правда, из комнаты выходили, но у меня домик-то маленький…
— И ты, конечно, слышал, хотя и не прислушивался, — подхватил Кроха. Старик печально мотнул головой, мол, сам не хотел, а что делать. — И кому же они звонили?
— Какому-то Леве, — ответил, подумав, Гравер. — Даже погоняло называли, да я запамятовал. Что-то с фишками связано. Лева… Лева…
— Кон? — подсказал Кроха.
— Верно, — кивнул старик. — Лева-Кон.
В салоне повисло тяжелое молчание.
«Вольво» уже давно выбрался на трассу, мчался, превышая все допустимые лимиты скорости, к городу.
— Манила, падло, — подал голос Пестрый. — Я так и знал, что Ляпу его люди работнули. Поди, тварь, на ихние куски рылом нацелился.
— Потом побазарим, — сказал Кроха.
