– Давай-ка без грубостей, – вяло отреагировала Зинка. – Не на твои деньги куплено.
– А как насчет моих полутора тысяч? На днях отдашь? – вспомнила Маша про деньги, «одолженные» еще при первом знакомстве, которые не могла получить с Зинки вот уже полгода.
– Забудь. Всем, кому должна, я всем прощаю. Ты и так обеспеченная. У тебя папаша не бедствует.
Затем Зинка лениво потянулась и вдруг обратилась вновь к Маше, ощупывая ее новый джинсовый костюм с коротеньким, выше талии, пиджачком:
– Вон у тебя какие шмотки, где ты только такие достаешь? Слушай. Продай, а? За хорошие деньги.
Маша выдернула одежду из ее рук и презрительно проговорила, не глядя в Зинкину сторону:
– Я же и так обеспеченная.
В этот момент дверь в раздевалку со стуком резко распахнулась, и пушечным ядром внутрь влетел полураздетый Лошак, направленный неведомой силой. В следующий момент дверь захлопнулась и уже намертво. Первое поползновение Лошака вырваться на волю показало всю свою бесперспективность. Кто-то успел намертво заблокировать дверь снаружи. Сергей рванул дверь что есть силы, но она даже не дрогнула. Маша явственно расслышала смех и комментарии Графа и Дыни с той стороны отрезанного от них задверья.
Первой визг подняла Олька, которая только-только отыскала свою одежду, но воспользоваться ею еще не успела. Она сделала первое, что пришло ей на ум, и потому, естественно, самое бессмысленное: запустила в Лошака тем самым пакетом, что так долго искала. Направление было задано. Следом полетели сумки, обувь и даже бутылка с «колой». Но надо было совсем не знать Лошака, чтобы предположить, что подобный прием мог его смутить. Приняв свое положение и смирившись с мыслью о бесполезности борьбы, он предпочел расслабиться и получить удовольствие, восприняв народную мудрость. Сергей отвернулся от запертого выхода и сел на скамеечку, подбирая с полу бутылку «колы»:
– Доброе утро, господа. Вы не подскажете, как пройти в библиотеку? Мальчик, я потерял свое пенсне, ты не проводишь меня до остановки трамвая? – он попробовал, хватая «вслепую» все подряд, дотянуться до Оли, занавесившейся чьим-то попавшимся под руку платьем.
– Отвернись, Лошак! Совсем охамел! А то сделаем из тебя евнуха.
За то короткое время, что Лошак еще сражался за свою свободу, Маша с неимоверной прытью, которой она сама от себя не ожидала, успела натянуть тонкий свитер, длины которого хватило как раз, чтобы прикрыть ватерлинию.
Только что летавшая по всей раздевалке «кола», взбесившаяся от подобного неуважительного обращения, рванула во все стороны из-под свернутой Лошаком крышки. Девчонки вновь завопили, прыснув во все стороны от взорвавшейся пенными осколками гранаты.
В этот момент снаружи послышался грохот свалившегося на пол стула, блокировавшего дверь, и она приоткрылась. На пороге стоял Кол Колыч. Вид у него был самый что ни на есть свирепый, и девчонки тут же притихли при его появлении. Он вперился выкатившимися из орбит глазами в Лошака и прорычал:
– Лошадинов! Что ты здесь делаешь?
– А мы пыво пьем, – наивно хлопая глазами, не вставая с места, ответил без признаков смущения Сергей. – У нас фиеста. А у вас – фиеста? Будете? – И он протянул ошалевшему от такой наглости физруку бутылку «колы», с которой на пол по липким пальцам стекали смачные капли.
– Вон отсюда! Немедленно!
Лошак поднялся со скамеечки:
– Николай Николаевич. Я все понимаю, но я же не отказываюсь жениться. Могу на всех сразу. Как честный человек, я теперь просто обязан…
Договорить ему Колыч не дал, вышвырнув одним движением в коридор. Остаток разборки девчонки слышали уже из-за прикрытой двери.
– Кто тебя запер в женской раздевалке? – допрашивал Кол Колыч.
– Тайна сия велика есть. Что с них взять: дети малые, неразумные.
– Или ты мне сейчас же говоришь, кто тебя запер, или я отправляю Тамаре Карапетовне рапорт о твоем поведении со всеми вытекающими для тебя последствиями.
– Только не забудьте написать, что я для создания интимной атмосферы запер себя снаружи стулом.
В коридоре перед уроком Маша подошла к Лошаку:
– Слушай, что теперь будет?
Сергей пожал плечами:
– Жалко, если выгонят из школы. Всего ничего осталось. У меня тридцать первое последнее предупреждение. Карапетовна меня еще два года назад наметила на отстрел. Уже к стенке подвели. Мама-Оля своим телом прикрыла.
– Но ты же сейчас не виноват. Хочешь, я пойду и скажу Тамаре.
– Ну, что ты скажешь? Кто меня к вам затолкал? Ладно, брось, не бери в голову. Отбрешемся.
Инга, которая слышала конец их разговора, поддержала Машу:
– Если тебя вызовут, я девчонок организую: будем тебя отбивать. Не дрейфь.
Лошака на ковер к Карапетовне так и не вызвали, зато на большой перемене пришел гонец по душу Графа и Дыни. Граф пошел на Голгофу, как всегда, невозмутимо, вразвалочку. Дыня заметно нервничал и метал молнии в сторону Лошака:
– Все-таки заложил, сволота. Я тебе, ей-бо, это вспомню.
Их не было полурока. Вернулись оба озлобленные и далеко не такие воинственные, какими покидали стены класса. Завуч старших классов Лариса Вячеславовна, по совместительству учитель русского и литературы, пообещала обоим четыре балла на двоих на выпускном сочинении. Граф, у которого отношения с русичкой давно не складывались, знал, что это не пустая угроза.
Они возвращались после школы. Маша и Женя.
– А знаешь, мне Лошак сегодня понравился.
Женя с усмешкой посмотрел на Машу:
– Где? В женской раздевалке? Да, он весьма эротичен в семейных трусах.
Маша не поддержала тон.
– Я ведь его никогда всерьез за полноценную человеческую единицу не воспринимала. Так, шут гороховый. Всех смешит, никогда слова всерьез не услышишь. А зря. Он – человек. Шелухи поверх – вагон, а внутри он нормальный, полноценный. Только разглядеть трудно.
– Ты уверена, что это не он подставил Дыню и Графа под Карапетовну?
– Знаешь, уверена.
– Это хорошо. А то разное болтают.
Они подошли к их любимой скамейке. Сидеть было холодно, и они только бросили свои сумки. Расставаться не хотелось.
– Зайдем к тебе?
– Не-а. Сегодня папа дома работает. У него проект.
– А я хотел тебе кое-что рассказать.
– Тогда говори, а то холодно – ноги промокли. Ну, не томи? Женя все же выдержал паузу.
– Кац из Штатов вернулся. Вчера. С выставки.
– И?..
Пауза длиннее.
– «Зеркало любви»… Первый приз! – наконец не выдержал, выпалил Монмартик.
– Правда! И ты знал и молчал весь день? Вот паршивец, – Маша ухватила его за торчащие из-под шапки уши и, заставив нагнуться, чмокнула, куда попала, в холодную, вечно не добритую щеку.
