Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
Second best роман лучшей детективщицы всех времен и народов. И мировой рекордсмен среди детективной литературы по количеству проданных экземпляров (больше 100 миллионов). По-английски сейчас он политкорректно называется «And Then There Were None». Я читал, что в современных изданиях неприличное слово на букву «n» и в тексте заменяют каким-нибудь другим. Это все равно что в «Тарасе Бульбе» взять и превратить «жида Янкеля» в «лицо еврейской национальности Янкеля». Ладно, это я отвлекся на другую тему – об издержках политкорректности. Надо будет ее тоже как-нибудь обсудить.
Самый мне близкий по духу и, кажется, движимый теми же мотивациями автор. А это его лучший роман.
Впервые я проглотил роман в журнальном, вдвое сокращенном варианте, когда мы печатали его в «Иностранной литературе». И надо сказать, что потом, когда я прочитал его в полном виде, он понравился мне существенно меньше. Остросюжетность и интрига утонули в жировых складках авторской эрудиции и игры ума. Роман от этого выигрывает, а детектив проигрывает. Но первое впечатление было таким сильным, что без этой книги в списке никак.
Биографии
Это вид литературы, который я тоже очень люблю. Потому что нет ничего интереснее, чем интересно (или даже неинтересно) прожитая жизнь яркого (или неяркого, но гениального) человека.
Мне всегда нравились две противоположные разновидности этого жанра: либо дотошная, устраняющаяся от оценок и эмоций объективность, либо, наоборот, талантливая пристрастность.
«Объективистские» биографии, как правило, являются попыткой разгадать тайну выдающейся личности. Берутся только факты, только документы, только свидетельства современников – высказывающихся как pro, так и contra. Автор честно излагает всё, что ему известно о герое, и предлагает читателям самим составить о нем суждение. С легкой руки В. Вересаева такие биографии обычно именуются «N. N. в жизни». Сюда же можно отнести так называемые научные биографии, хотя они редко бывают стопроцентно объективными, потому что история и литературоведение зачастую идеологичны.
«Субъективистские» жизнеописания, как правило, продиктованы сильной любовью к объекту. Здесь всё зависит от таланта и обаяния биографа.
В молодом возрасте мне больше нравились тексты, относящиеся ко второй категории. В зрелом – к первой.
Список дан по алфавиту.
Портрет портретиста
Марк Алданов. «Портреты»
Я очень люблю Алданова. Учился у него писать историческую беллетристику. В своих коротких биографиях он небеспристрастен, но точен и убедителен.
Мура и Нина, две железные красавицы
Нина Берберова. «Железная женщина»
Тот случай, когда автор был мне интереснее предмета. Одна железная женщина, повествующая о другой железной женщине, – это просто «глагол времен, металла звон». Муру Будберг я очень не люблю, даже не за Горького, а за Герберта Уэллса (кстати, забыл упомянуть его потрясающе интересную автобиографию в списке «Любимые мемуары»). А Берберову люблю. Как автора non-fiction и как образец правильно прожитой жизни: никогда не опускать руки и не бояться начинать всё заново в позднем возрасте.
Пушкиным Вересаев любуется
Викентий Вересаев. «Пушкин в жизни»
Идеальная биография при тактичном, тотальном отсутствии фигуры автора. Пушкин все равно выходит очень симпатичным, несмотря на то, что никакие шероховатости личности и судьбы не припудрены.
Гоголем – не очень
Викентий Вересаев. «Гоголь в жизни»
Подход абсолютно тот же. Результат – во всяком случае для меня – иной. По-человечески Гоголь становится неприятен. Тем больше интригует загадка гениальности. Маленький (вроде бы) человек, генерирующий великие тексты, – это сюжетно интересней, чем совпадение масштабов таланта и личности. Оптимистичней в антропологическом смысле. Смотришь на какого-нибудь сяожэня с презрением и вдруг говоришь себе: «А может, он на самом деле Гоголь, просто я этого не знаю?» (Если кто обиделся за Николая Васильевича – извините. Сердцу не прикажешь.)
Длинная история с грустным финалом
Владимир Жданов. «Любовь в жизни Толстого»
Очень занятное исследование, написанное примерно в те же годы, что вересаевские, но гораздо менее известное. Пример не общей, а тематической биографии. Меня всегда поражало, насколько Лев Николаевич был умен в описаниях любви и женской психологии как писатель – и насколько глух, неумен как муж. В. Жданов отвечает как раз на этот вопрос.
Великий рассказчик
Василий Ключевский. «Исторические портреты»
Это без комментариев. Классика жанра: ясно, сухо, только необходимое и достаточное. Идеальный научпоп, написанный во времена, когда этого понятия еще не существовало.
Совсем не благостный
Александр Познанский. «Чайковский»
Подробнейшее, в западной безэмоциональной традиции исполненное описание скучной жизни скучного человека. Но по мере чтения нагромождение малозначительных деталей начинает производить странный эффект: Чайковский становится живым, ты им то любуешься, то на него раздражаешься. И всё время помнишь, что этот слабый, часто нелепый и смешной плакса – главный (с мировой точки зрения) русский гений. Читаешь и слышишь музыку, знакомую с детства. Уж не знаю, как автору это удается.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
