По их глазам я увидела, что они жаждут продолжения. Они хотят знать, что случилось со мной.
Отлично, но вообще-то мы говорили о Лотти.
– Два года я жила с ним. Я много раз пыталась сбежать, но он всегда меня ловил.
Я знала, о чем они сейчас думают.
Мне есть чем защититься. Они должны поверить моему голосу. Я посмотрела Брауну прямо в глаза.
– Когда я говорила, что он не лишал меня девственности, это было правдой. Он пытался, но у него получалось бороться с искушением. Когда он почувствовал, что больше не может, он отрезал мне язык и отправил домой.
Матери закрыли рты руками.
– Он сказал, что сделал это, чтобы меня защитить. Он был сумасшедшим, но он знал: тот, кто убил Лотти, меня не забудет. Наверное, он решил, что, если лишить меня речи, это меня спасет.
Я сглотнула.
– Он был прав.
XXV
– А как же арсенал? – крикнул член городского совета Стивенс. – Ты же знала о нем, почему не рассказала нам?
– Я не знала, – ответила я. – До тех пор пока на нас не напали переселенцы. Просто однажды ночью он притащил какие-то ящики, корзины и бочонки и сложил в подвале. Мне там было так плохо, что я… не обратила на это внимания. Но когда в городе я увидела оружие, я поняла. Я пошла к нему и уговорила помочь. Именно поэтому он и появился на поле боя. Лукас ничего не знал.
Юнис Робинсон явно испытывала огромное облегчение. Твоя невиновность полностью доказана. Ни ей, ни одному из жителей города не пришло в голову, что это я спасла город.
– Что касается других обвинений, – продолжила я, даже не пытаясь скрыть гнев, – все они лживы. Я все еще девственница. Я нашла мистера Лукаса Уайтинга в лесу, он спал на голой земле. Я принесла одеяла, накрыла его и легла рядом, чтобы согреть. Сами видите, он не знал.
– Какое бесстыдство, – фыркнул пастор Фрай. Все взгляды обратились в его сторону, и он замолчал.
Я показала рукой на Руперта Джиллиса.
– Каким образом он увидел нас там, я не знаю, – проговорила я, – но с первого дня, когда я пришла в школу, он приставал ко мне с грязными разговорами. Он уговаривал меня прийти к нему домой вечером. И грозил выгнать из школы, если я не послушаюсь.
Джиллис изобразил возмущение. Я еще никогда не чувствовала себя такой сильной.
– Он говорил, что ему нравятся девушки, которые не болтают.
Элизабет Фрай, рыжеволосая дочь пастора Фрая, подняла руку.
– Я могу подтвердить это. Я видела, как он приставал к мисс Финч. Он и ко мне приставал.
Пастор Фрай тяжело задышал, испытывая одновременно и изумление и гнев. Беднягу Элизабет сегодня ждет наказание. Руперт Джиллис съежился так, что стал ниже на добрых шесть дюймов, матери Росвелла притянули к себе поближе девочек школьного возраста.
– Но мы до сих пор не знаем, кто убил Лотти Пратт, – нахмурился член городского совета Браун. – Ты утверждаешь, что это сделал кто-то из нас?
Я сделала шаг назад. Я чувствовала себя такой беззащитной на этом постаменте, но зашла слишком далеко, чтобы отступить.
– Могу только сказать, что Лотти Пратт погибла совсем не в том коричневом платье, которое вы нашли. В день смерти на ней было синее платье с треугольным воротничком. Я целый год его носила. Когда оно… – теперь слова лились из меня рекой, – пришло в негодность, я сшила из него одеяло. Из него и из того платья, в котором он меня увел. Оно было серым. Принесите одеяло, которое вы оттуда взяли. Оно сшито из шерсти двух цветов.
