— Мы поставили время за два часа до того, как я видела приезд Джейка, — сказала она. — Так что, быть может, придется увидеть много всякого скучного и к делу не относящегося. — Если это уж совсем надоест, я попробую поторопить события.
Вдруг мне явилась мысль, ослепившая меня своей простотой и ясностью. Я попрошу Амелию вернуться со мной в Бон-Темпс и повторить эту процедуру у меня во дворе. Так я узнаю, что случилось с бедняжкой Гладиолой. Сразу же мне стало намного лучше, и я заставила себя вернуться вниманием в здесь и сейчас.
— Начали! — крикнула Амелия и тут же стала нараспев произносить слова — кажется, по-латыни. Донеслись тихие отголоски с лестницы и со двора: это вступили ее напарники.
Мы не знали, чего ожидать, и речитатив стал через несколько минут просто утомлять. Я начала раздумывать, что сделает со мной королева, если очень уж заскучает.
Но тут в гостиную вошла моя кузина Хедли.
Я так ошалела, что чуть не заговорила с ней. Но, приглядевшись секунду, заметила, что на самом деле это не Хедли. Это была Хедли с виду, двигалась она как Хедли, но этот симулякр по цвету был размыт. Волосы у нее были не темными, а поблескивающей имитацией темного. Она шла, как… как окрашенная вода. Видно было, как переливается ее поверхность. Естественно, Хедли выглядела старше. И тверже тоже — с сардонической складкой у рта и скептическим прищуром.
Не замечая ничьего присутствия, реконструкция прошла к полуторному креслу, взяла фантомный пульт и включила телевизор. Я даже посмотрела невольно на экран, будто там что-то должны были показать. Естественно, ничего там не было.
Ощутив рядом с собой движение, я обернулась к королеве. Если я была потрясена, то она — возбуждена невероятно. Вообще я не думала раньше, что королева любила Хедли, но сейчас увидела, что так это и было. Насколько она вообще могла любить.
Хедли поглядывала время от времени в телевизор, крася ногти на ногах, отпивая кровь из воображаемого бокала, один раз позвонила по телефону. Мы ее не слышали. Мы только видели, да и то в ограниченных пределах. Предмет, за которым она тянулась, появлялся за миг перед тем, как рука его касалась, но не раньше, и потому был виден лишь тогда, когда она начинала им пользоваться. Когда она наклонилась заменить бокал с кровью на столе, и ее рука все еще держала бокал, мы видели бокал, стол с другими предметами и Хедли — все это в поблескивающей патине. Призрачный стол существовал поверх реального стола, который был почти там же, где стоял в ту ночь, и оттого становилось еще жутче. Когда Хедли отпустила бокал, и бокал, и стол исчезли сразу.
Я оглянулась на Андре. Он смотрел вытаращенными глазами, и более яркого выражения эмоций я у него на лице еще не видела. Королева горевала, я была заворожена и печальна, а он просто перепуган.
Еще через несколько минут Хедли, очевидно, услышала стук в дверь. (Она обернулась к двери с удивленным видом.) Хедли встала (фантомное кресло, сдвинутое дюйма на два вправо от настоящего, тут же исчезло) и пошла к двери. Прошла через мои кроссовки, оставленные сбоку от кресла.
Да, жуть. Все это было жутко, но глаз не отвести.
Очевидно, зрители во дворе увидели посетителя на внешней лестнице, потому что я услышала, как громко выругался один из Бертов — кажется, Вайберт. Когда Хедли открыла фантомную дверь, стоявшая на галерее Пэтси снаружи открыла реальную, чтобы нам было видно. По покрасневшей физиономии Амелии я поняла, что она об этом не подумала заранее.
У двери стоял (фантомный) Уолдо — вампир, который был при королеве уже много лет. За какое-то время до смерти он был сильно наказан, и кожа у него осталась сморщенной навеки. Поскольку он и до этого наказания был жутко тощим альбиносом, то в ту единственную ночь, когда мы виделись, выглядел ужасно. Сейчас, в виде водянистого призрака, он выглядел лучше. Честное слово, лучше.
Хедли удивилась, увидев его — настолько явно, что можно было прочесть по лицу. Потом на нем выразилось отвращение, но она отступила, пропуская гостя.
Пока она шла к столу за своим бокалом, Уолдо огляделся, будто высматривая, есть ли тут еще кто-нибудь. Импульс предупредить Хедли был так силен, что я едва сдержалась.
После некоторого разговора, которого мы, естественно, не услышали, Хедли пожала плечами и будто бы согласилась с каким-то планом. Очевидно, это была мысль, о которой рассказал мне Уолдо в ту ночь, когда сознался в убийстве Хедли. Он говорил, что это Хедли пришла в голову идея съездить на кладбище Сен-Луи поднять призрак вудуистки Мари Лаво, но, судя по тому, что мы сейчас видели, экскурсию предложил Уолдо.
— Что это у него в руке? — спросила Амелия едва слышно, и Пэтси с галереи вошла внутрь проверить.
— Брошюра, — так же тихо сообщила она Амелии. — О Мари Лаво.
Хедли глянула на наручные часы и что-то сказала Уолдо. Что-то не очень доброе, судя по выражению лица и тому, как резко она указала головой ему на дверь. Она явным образом говорила «нет».
И все же на следующую ночь она с ним поехала. Что же заставило ее передумать?
Хедли вернулась к себе в спальню, мы пошли за ней. Обернувшись, мы увидели, что Уолдо уходит из квартиры, положив по дороге брошюру на стол у двери.
Какой-то странный вуайеризм был в том, чтобы стоять в спальне Хедли в обществе королевы, Амелии и Андре и смотреть, как Хедли снимает халат и надевает весьма затейливое платье.
— Это платье было на ней на приеме в ночь перед свадьбой, — тихо сказала королева.
Платье было красное облегающее, с очень низким вырезом, украшенное красными блестками более темного оттенка, и к нему туфли крокодиловой кожи. Хедли хотела, чтобы королева поняла, кого сегодня теряет.
На наших глазах она прихорашивалась перед зеркалом, сначала причесалась так, потом иначе, долго выбирала помаду. Процессу уже не доставало новизны, и я думала насчет промотать вперед, но королева еще не насладилась зрелищем утраченной возлюбленной. Я уж точно не собиралась ей мешать, тем более что платит она.
Хедли повертелась перед трюмо туда-сюда, явно удовлетворенная зрелищем, и вдруг разразилась слезами.
— Бедная моя, — тихо сказала королева. — Прости меня, дорогая.
Я точно знала, что чувствовала Хедли, и впервые ощутила родство с моей кузиной, утраченное за годы разлуки. В этой реконструкции была восстановлена ночь перед свадьбой королевы, и Хедли предстояло идти на празднество, где парой будут королева и ее жених. На следующую же ночь ей предстоит присутствовать на свадьбе — так она думала. Она не знала, что будет к тому времени мертва — мертва окончательно.
— Кто-то идет! — сообщил колдун Боб.
Голос его донесся из открытых стеклянных дверей. В фантомном, призрачном мире, очевидно, прозвенел звонок, потому что Хедли подобралась, глянула в зеркало еще раз (прямо сквозь нас, поскольку перед ним стояли мы) и сосредоточилась. Идя вниз по лестнице, она уже привычно покачивала бедрами, а на губах ее играла холодная полуулыбка.
