— Да. Налей мне стаканчик.
Мы лежали на диване, как в первый вечер. Элоиза прижималась ко мне, я обнимал ее обеими руками.
— Когда твоя сестра узнала правду об отце?
— Она давно ее знала, с того самого вечера, когда он приехал в Арвильер.
— Только не говори, что она присутствовала при этой сцене!
— Присутствовала…
— Но что она делала у деда?
— В то время Анне было пятнадцать лет. Мои родители только что разошлись. В середине года мы с матерью переехали в Париж, а Анна придумала целую историю, потому что не хотела покидать лицей Шалона и расставаться с друзьями. Ей разрешили доучиться до конца года в Шалоне и жить в Арвильере, у деда. Моя сестра всегда отличалась невероятной скрытностью. По вечерам она занималась у себя в комнате или слушала музыку, надев наушники. В тот вечер никто не обратил на нее внимания. Но она стояла наверху лестницы и слышала весь разговор.
— Твой отец погиб в тот вечер?
— Да. Он возвращался из Арвильера, пьяный от ярости. Мой дед пытался его удержать, но тщетно.
— Почему твоя сестра ничего не сказала? Как она могла так долго хранить молчание?
— Думаю, если бы я был на ее месте, я тоже ничего бы не сказал. Несомненно, чтобы оградить, уберечь ее…
И тут мне стало страшно. Значит, я тоже готов был лгать и делать то, за что сейчас упрекал своего деда.
— Надо же, а ведь я все эти годы сердился на Анну за то, что она никак не может излечиться от депрессии.
— Мне очень жаль, Орельен.
Я допил второй стакан вина.
— Я жил в семье, для которой ложь стала нормой жизни. Я с трудом верю в то, что наша бабушка была еврейкой.
— Знаешь, несмотря на строгий контроль при приеме в лебенсборны, происхождение некоторых беременных женщин оставалось не до конца установленным. Вполне возможно, что среди дальних предков некоторых из них были евреи, хотя сами женщины об этом даже не догадывались.
И хотя я по-прежнему сердился на Абуэло и во многом упрекал его, он в то военное время пытался спасти две жизни. Он защитил Рашель, никому не выдав ее тайну, и сделал все, чтобы моего отца не отправили в «образцовую семью» в Германию, где его жизнь сложилась бы иначе.
— Как ты думаешь, Алиса сказала правду о Николь Браше?
— Не уверен, что она лично была с ней знакома и знала о ее смерти. Если бы Алиса захотела что-либо от меня утаить, она не стала бы показывать мне дневник Рашель, в котором постоянно говорится об этой медсестре. Она не пошла бы на такой риск. Думаю, Алиса лишь частично знает эту историю, ведь она даже не подозревала о существовании фильма.
— В любом случае то, что сегодня тебе поведала Алиса, не проливает свет ни на кражу в твоей квартире, ни на нападение на Анну. Я уже не говорю об убийстве Николь Браше. Кому могло быть известно о той роли, которую играла эта женщина в лебенсборне, и о существовании фильма? Что хотели скрыть, убив ее?
— Не знаю. Может, мы об этом никогда не узнаем.
Элоиза крепче прижалась ко мне.
— Ты собираешься поговорить об этом с сестрой?
— Только не сейчас. Я еще не пришел в себя. Мне надо привести в порядок свои мысли. К тому же я пообещал Алисе ничего не говорить ей о нашем разговоре.
Я почувствовал, как Элоиза напряглась в моих объятиях.
— Думаешь, я не прав?
— Если хочешь знать мое мнение, в вашей жизни было слишком много лжи. Пришло время вскрыть нарыв.
Глава 34
За массивными дверями портика уходила вдаль бесконечная аллея, обсаженная каштанами, сквозь ветви и листву которых словно через решето струились солнечные лучи. Машина жандармерии притормозила, а затем, прибавив скорость, поехала по поместью.
С тех пор как Лонэ обнаружил фамилию Коше в своем списке, он пребывал в радостном возбуждении. Он немедленно связался с комиссариатом Тринадцатого округа Парижа. Правда, ему не повезло — комиссар, принимавший Орельена Коше три дня назад, отсутствовал. О деле Лонэ рассказали лишь в общих чертах. В понедельник, 14 мая, молодая женщина по имени Анна Коше подверглась в своей квартире жестокому нападению. Не было ни одного подозреваемого. В тот же вечер полицейский заслушал в больнице свидетельство ее брата, Орельена, преподавателя подготовительных курсов, квартиру которого ограбили за десять дней до нападения. У него украли ценный фильм, снятый во время Второй мировой войны. Затем история становилась более чем странной. Речь шла о нацистском родильном доме, в котором работали дед Орельена Коше, акушер-гинеколог, и медсестра по имени… Николь Браше. Это была отрывочная информация, которую в данный момент Лонэ никак не мог связать в единое целое. Она вызывала новые вопросы, но не давала никаких вразумительных ответов.
Вскоре появилось здание с фахверковыми стенами, перед которым возвышался причудливый фонтан без воды.
— Неплохой домишко! — заметила Эмили Дюамель.
— Слишком вычурный, на мой взгляд, — откликнулся Лонэ, скривив губы. — Но мы не позволим этому декоруму усыпить нашу бдительность!
Их приезд не остался незамеченным. Выйдя из «пежо-306», они поняли, что их уже поджидала пожилая женщина, застывшая на крыльце в торжественной позе. Она спустилась на несколько ступенек.
— Здравствуйте, мадам. Лейтенанты Лонэ и Дюамель из жандармерии Шалона.
В этот момент у Франка возникло ощущение, будто он действовал, как автомат, дни напролет представляя себя и свою коллегу. Он продолжил:
— Мы хотели бы поговорить с мсье Коше.
Лицо женщины оставалось невозмутимым.
— Он больше здесь не живет, — спокойно ответила она.
— Тогда где можем мы его найти?
Женщина выдержала паузу.
— На кладбище Арвильера.
Ошарашенные Дюамель и Лонэ переглянулись.
— Вы хотите сказать, что он умер? — уточнила Эмили.
— Анри покинул нас более месяца назад.
— Нам очень жаль, — сказал Лонэ тоном, в котором вовсе не было сочувствия. — Мсье Коше был вашим супругом?
— Моим спутником, — поправила его женщина. — Мы прожили вместе почти двадцать пять лет.
Мозг Лонэ лихорадочно заработал. Анри Коше умер более месяца назад, то есть приблизительно тогда, когда Николь Браше…
— Простите, мадам?..
— Зовите меня Алисой.
— Когда именно умер мсье Коше?
— Двенадцатого апреля, в понедельник…
Николь Браше убили двенадцатого марта. Месяцем раньше, день в день. А это означало, что Анри Коше мог иметь отношение к ее смерти.
— У мсье Коше была «ауди 80 В3»?
