Мэйл рассмеялся.
– Ты забавный парень. Но слушай: это настоящая подсказка. Не такая сложная, как первая.
– А про первую ты не хочешь мне рассказать?
– Проклятье, нет. – Мэйла позабавил вопрос. – Но вот что я тебе скажу: если ты все сделаешь правильно, то получишь меня, по-честному. Ты когда-нибудь смотрел «Монти Пайтон»?[52]Это будет вроде, – он продолжал с плохим английским акцентом, – честный полицейский.
– Я тебя слушаю.
– Подожди минутку, я все записал. Я должен зачитать, чтобы ничего не перепутать. Ладно, вот так… – Он немного помолчал и начал читать: – Небольшой белый стих. Один-одиннадцать-десять, четыре-пять, один-сорок-шесть-девять; теперь длинная строка: двадцать-два-два, тридцать-один-девять, шестьдесят-восемь-двадцать-три.
– И все? – спросил Лукас.
– Все. Код очень простой, но я не думаю, что тебе он по зубам. Если расшифруешь мое послание, мне конец. Миссис Манетт поспорила со мной, что ты справишься. И вот что я тебе скажу, поскольку должен быть с тобой честным: ты не хочешь проиграть это пари, Лукас. Кстати, ты не против, если я буду называть тебя Лукас?
– А миссис Манетт все еще в порядке? – спросил Дэвенпорт. – Могу я с ней поговорить?
– После того трюка, который она выкинула в прошлый раз? Не выйдет. У нас с ней состоялся серьезный разговор. Как это называют полицейские? Суровая любовь?
– Она жива?
– Да. Но мне пора. У меня такое ощущение, что вокруг меня сгущается целая туча полицейских.
– Нет, нет – послушай меня, – напряженно заговорил Лукас. – Ты этого не понимаешь, но ты нездоров. И твоя болезнь тебя убьет. Если ты сдашься, клянусь богом, с тобой ничего не случится, мы лишь постараемся все исправить…
– Послушай, меня уже исправляли, Дэвенпорт, – прорычал Мэйл. – Привязывали к столу для пущего эффекта. Иногда я понимаю, что забыл целые месяцы своей жизни – так хорошо меня исправляли. Так что не надо вешать мне на уши это дерьмо. Меня уже исправили. Я – то, что получается, когда вы кого-то исправляете. – Его голос снова изменился, теперь он говорил, как персонаж из голливудского фильма: – Послушай, чувак, мне пора бежать. После обеда меня ждет маленькая киска, ты ведь понимаешь, о чем я? Встретимся позднее.
И он закончил разговор.
Лукас выскочил в коридор и вбежал в диспетчерскую. Лестер уже находился там вместе с агентом ФБР. Они смотрели через плечо одного из операторов, который говорил в микрофон:
– Темный фургон «Эконолайн» или что-то в таком же роде, скорее всего, не западнее, чем улица Райс…
– Вероятно, автострада 694, движется с востока на запад, – сказал Лестер Лукасу. – Мы начали останавливать все фургоны.
Они провели минут пятнадцать в диспетчерской, слушая отчеты об остановленных фургонах. Через некоторое время все вместе вернулись в убойный отдел, где нашли Слоуна, который сидел, закинув ноги на стол, и читал распечатку.
– Подсказка, – сказал он, помахав распечаткой в воздухе.
– Уже? – удивился Лукас. – И что ты думаешь?
– Возможно, это ссылки на Библию, – ответил Слоун. – Там именно так обозначают отрывки, к тому же в прошлый раз он также пользовался Библией.
– Если только не придумал нечто хитрое, чтобы поиздеваться над нами, – сказал Лестер. – Возможно, это как-то связано с числами.
– Например, его адрес, – продолжал Слоун. – Или номер водительских прав.
– Не исключено, что Библия, – сказал Лукас. – У меня есть человек, который может это проверить.
– Элли, – сказал Слоун, глядя на распечатку. – А в женском монастыре есть факс?
– Да, – рассеянно ответил Дэвенпорт и прочитал распечатку. – Вот черт…
– Что?
– Не уходите, – сказал Лукас. – Я отправлю факс Элли.
Вернувшись через пять минут, он оглядел убойный отдел. Полдюжины детективов сидели за письменными столами и разговаривали, разглядывая карты. Некоторые ели. Двое нашли Библию и перелистывали страницы.
Лукас подошел к столу Слоуна и поманил пальцем Лестера. Тот подошел к ним.
– Он сказал две вещи, – тихо заговорил Дэвенпорт. – Его исправляли – значит, наш парень был в больнице штата. Мы должны показать его портрет всем служащим больниц штата.
Лестер кивнул.
– Почему ты шепчешь?
– Из-за второй вещи, которую он сказал, – продолжал Лукас. – Он знал, что нам известно про футболку геймера. А теперь – что Энди Манетт пыталась отправить нам послание. Он знает. Он каким-то образом получает информацию. Иначе быть не может.
– Отсюда? – выдохнул Лестер, глядя по сторонам.
– Скорее всего, нет, но я не уверен на все сто. Полагаю, информация утекает после встреч с семьей. Кто-то из них хочет избавиться от Манетт и разговаривает с похитителем.
Лестер нервно почесал нос, и его кадык начал ходить вверх и вниз.
– Шеф будет в восторге, – заметил он.
– Может быть, нам не стоит ей ничего говорить, – сказал Лукас. – Для ее же блага.
– Что ты задумал? – спросил Лестер.
– Нужно придумать ряд маленьких ловушек, разной чепухи, потом мы скормим ее членам семьи, и посмотрим, что выйдет с другой стороны. Такие вещи, на которые должен отреагировать наш парень. И если мы узнаем, кто сливает ему информацию, мы его сломаем. Или ее.
– Господи. – Лестер сначала почесал нос, потом голову. – Нужно рассказать все Рукс. Именно за это ей платят деньги.
– Лучше бы вы мне ничего не говорили, – заявила Рукс.
– Именно за это тебе платят деньги, – с каменным лицом ответил Лукас.
Рукс вздохнула.
– Верно. Что ж, критичную информацию мы оставляли при себе, и я не очень понимаю, как мы могли не сообщить членам семьи о послании Манетт. Мы бы не сумели понять, что оно означает.
Лестер объяснил идею Лукаса о доставке ложной информации через разных членов семьи. Рукс неохотно ее одобрила, но закатила глаза к потолку.
– Пожалуйста, господи, пусть это будет не Тауэр.
– И еще одно, – сказал Лукас. – До сих пор мы отслеживали входящие звонки от незнакомцев на зарегистрированные телефоны. Теперь начинаем следить за частными, номера которых могут быть не зарегистрированы, и нас будут интересовать исходящие звонки. И, главное, мы должны держать это под большим секретом.
Рукс посмотрела на Лестера. Тот кивнул и сказал, прикрыв глаза:
– Я согласен… Они будут в ярости, когда все узнают.
– Когда они узнают, мы сможем им объяснить, – сказал Лукас. – Но необходимо сделать это прямо сейчас. Иными словами, немедленно. У нас очень мало времени.
