Эдуардо тихо застонал и крепче прижал ее к себе.
Когда она наконец покончила с этой сладкой пыткой, дыхание ее участилось, а в глазах вспыхнула страсть.
— Теперь лучше? — спросила она.
— Нет. Мне не хватает твоих поцелуев.
— Ты их больше не получишь! — ответила она, упираясь руками ему в грудь. — Ты оказался плохим мужем. Вот теперь иди и разыгрывай эту роль перед другой аудиторией. Кроме того, уже почти полдень.
Эдуардо взял в руку прядь ее светлых волос, упавших на лоб, и намотал себе на палец.
— Я еще не продемонстрировал тебе, как чудесно заниматься любовью при свете дня. А еще приятнее это делать в тени дерева, кожей чувствуя тепло солнца.
— Ты говоришь так, словно у тебя большой опыт в этом деле.
— Ты ревнуешь! — воскликнул он с нескрываемым удовольствием, теснее прижимая ее к себе. — Меня? Menina, у тебя нет на это причин.
Филаделфия повернулась в его объятиях, прижавшись спиной к его груди.
— Почему я должна тебе верить? Ты красивый мужчина. Ты богат. Тебе не надо работать, чтобы прокормить себя. Ты не грубый, хотя на твоей спине и запястьях отвратительные шрамы. — Вспомнив о них, он спросила: — Кстати, ты никогда не говорил мне, кто так истязал тебя?
— Разве? Но не надо отвлекаться, menina. Продолжай описывать мой характер.
— Я знаю, что многие богатые неженатые мужчины имеют любовниц, много любовниц, потому что могут себе это позволить.
— Много? — с удивлением спросил он. — Ты хочешь, чтобы я завел себе гарем?
— Нет, — твердо ответила Филаделфия, удивляясь, как такая мысль могла прийти ей в голову. — Сейчас у тебя только одна наложница. — Эти слова вырвались у нее невольно, и она была готова задушить себя за это. Она вовсе так не думала, но почему-то сказала. Ее чувство к нему было гораздо глубже, чем просто плотское желание. Она всей душой хотела быть желанной, любимой и защищенной. Она хотела, чтобы он всегда был рядом, но, к сожалению, они никогда не говорили о будущем.
Эдуардо развернул ее к себе лицом и заставил посмотреть ему в глаза.
— Ты мне не любовница! — сказал он. — Ты моя любовь.
— Какая разница?
Вопрос чуть не заставил Эдуардо выругаться, но он вовремя прикусил язык и, прежде чем отпустить Филаделфию, начал горячо ее целовать.
— Позже, menina, мы продолжим нашу дискуссию, а сейчас ты синьора Милаззо.
Филаделфия села на один из двух низких диванов, обитых желтым шелком в кремовую полосочку, которые стояли по сторонам красивого мраморного камина, а Эдуардо пошел открывать дверь коридорному, принесшему все необходимое для лимонада.
— Все как вы заказывали, — сказал мальчик, внося поднос.
Проработав в отеле три года и уже считая себя ветераном, коридорный видел в его стенах много хорошеньких и богатых молодых женщин, но миссис Милаззо, с ее золотистыми кудрями и в белом полотняном платье на желтом диване, запомнится ему на всю жизнь.
Поставив поднос на столик рядом с ней, он снял с головы фуражку и поклонился ей.
— Надеюсь, что вы скоро почувствуете себя лучше, мадам, — проговорил он и, увидев ее ласковую улыбку, продолжил: — Климат Саратоги творит чудеса с теми, у кого слабое здоровье. А ваше присутствие здесь произведет сенсацию. Если вам что-нибудь понадобится, пусть даже самая малость, сразу звоните мне.
Филаделфия прикрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться.
— Вы очень добры, сэр. Надеюсь, что отель по заслугам оценивает вашу услужливость.
Эдуардо, прислонившись к двери, с интересом наблюдал за сценой. Редкий мужчина оставался равнодушным к красоте Филаделфии. Ему придется не спускать с нее глаз, а то у нее не будет отбоя от поклонников. Когда коридорный с глупой улыбкой на лице подошел к двери, Эдуардо так посмотрел на него, что тот вспыхнул и ускорил шаг.
— Как тебе не стыдно, — сказала Филаделфия, едва за коридорным закрылась дверь. — Ты напугал его.
— Я? Вот и хорошо. Пусть знает, как глазеть на чужую жену.
— Он не сделал ничего плохого. К тому же он еще мальчик.
— У него пробиваются усы, — ответил Эдуардо, подходя к ней. — Значит, он уже взрослый.
— Неужели ты ревнуешь? — с удивлением спросила Филаделфия.
Эдуардо пожал плечами. Неужто она все еще не верит, какое глубокое чувство он питает к ней? Возможно, ему стоит напомнить, что он родился и вырос в джунглях, воздух которых проник ему в кровь и вызывает самые примитивные эмоции. Он не хочет, чтобы какой-нибудь мужчина смотрел на нее с восхищением и вожделением. В глубине души он остался собственником, и ему хочется уберечь ее от похотливых взглядов других мужчин и их порочных мыслей.
Филаделфия наблюдала за ним, удивляясь, как сильно он изменился. Она готова поклясться, что до этого не видела на его непроницаемом лице ни намека на какие-либо чувства. Но ревность? Он не относится к тому типу людей, которые боятся что-либо потерять.
Впрочем, она не принадлежит ему. От одной этой мысли настроение у Филаделфии упало. Она его любовница, и то временная. Он часто повторяет, что любит ее. Однако совсем недавно даже не сумел ответить на вопрос, какая разница между любовницей и любимой женщиной. Она с мольбой посмотрела на него.
— Наверное, настоящие мужья ревнуют меньше, потому что они дали обет верности.
— Ты права. — Эдуардо резко повернулся, якобы для того, чтобы взять шляпу и тросточку, но стрела ее обвинения угодила ему прямо в сердце.
Он знал, что сама мысль о том, что она его любовница, причиняет ей боль. Филаделфия, наверное, недоумевает, отчего он не предлагает выйти за него замуж. Однако как он может объяснить ей, что совесть ему не позволяет жениться на дочери человека, которого он погубил. Эта дилемма встала перед ним в последние дни их отдыха, когда он узнал, что один из его врагов все еще жив. Только его жизнь начала налаживаться, как прошлое дало о себе знать, и он тут же вспомнил, что связан кровной клятвой с Тайроном.
Эдуардо написал Тайрону, повинуясь долгу чести. Но он решил дать ему возможность одному вступить в этот бой. Он должен наконец хоть немного отдохнуть от суматохи всех этих лет. К тому же он не может подвергать опасности Филаделфию.
Вот почему они приехали в Саратогу. Он не оставил мысли о продаже драгоценностей, но главным образом они приехали сюда из-за нее. Тайрон может начать разыскивать его, а он не хочет, чтобы тот его обнаружил.
— Если у тебя есть все необходимое, то я пойду подышу свежим воздухом. Прогулка поможет мне нагулять аппетит для ленча.
— Хорошо. — ответила Филаделфия, чувствуя возникшее между ними напряжение. — Встретимся за ленчем.
Когда Эдуардо ушел, она снова вернулась в спальню и открыла шкаф, чтобы повесить свою накидку. Увиденное потрясло ее до глубины души: шкаф был забит всевозможной одеждой. Платьев разных фасонов и назначения было столько, что у нее глаза разбежались. Откуда они здесь взялись? Она взяла платье из белого батиста с пышной юбкой и приложила к себе. Оно оказалось ей впору.
