— Нет, только не это, — мгновенно осипшим голосом прошептала Анна, увидев у себя в комнате на столе конверт. В глубине души она уже поняла, что написано в оставленном для нее послании, и была уверена, что оно — от князя Дмитрия.
Анна долго не могла решиться приблизиться к столу и прочитать письмо — ей было страшно оставаться одной. Она вспомнила, как преподобный однажды сказал ей: «Человек не может быть одинок, потому что Господь всегда рядом с ним». Но Господь не может быть моим мужем! — хотела тогда воскликнуть в ответ Анна и осеклась, придя в ужас от своего святотатства.
«Анастасия Петровна, не имея времени проститься с вами лично, оставляю это письмо. Однако начертано оно не мною, а юным сослуживцем вашего покойного супруга. Когда-то письмо осталось неотправленным, но любые долги должно возвращать, и потому вы, наконец, получите его. Живите в мире и согласии со своими близкими, берегите душу свою и — да хранит вас Господь…»
Анна развернула сложенный вчетверо листок, лежавший в конверте, и, сквозь застилавшие ей глаза слезы, начала читать. И прошлое, безвозвратно утраченное, овладело ею. Анне открылось то, что она уже и сама поняла, — погоня за тем, что закончилось, бессмысленна. Она разрушает сердце, иссушает душу и, главное — лжет, обманывает притворным, призрачным обещанием продолжения, иллюзией возможности начать все сначала. Но с начала не бывает ничего, с чистого листа можно только родиться заново, но для этого надо пройти очищение, которое неизбежно потребует от тебя расставания с тем, что привязывает к прошлому, преувеличивая и превознося его. Анна была не готова распрощаться с воспоминаниями — наоборот, именно они подталкивали ее к князю Дмитрию. К тому, кого в реальной жизни уже не существовало, и оказалось, что она опять бежала куда-то, догоняя исчезающий в рассветном зареве призрак любви…
Вздохнув и утерев слезы, Анна решила, что больше уже никогда не станет тревожить ушедших. Она свернула письмо по сгибам и попыталась вложить его в конверт, но что-то помешало ей. Анна перевернула конверт и слегка встряхнула его — на ладонь упал маленький крестик. И она вспомнила, что как-то рассказала преподобному Иоанну, что потеряла свой во время кораблекрушения почтового корабля, раздавленного «Армагеддоном». Когда Анна упала за борт, цепочка повисла на вбитом в поручень креплении для канатов и душила ее. Анна едва не погибла, но державшийся рядом за перила Альбер одной рукой дотянулся до нее и разорвал цепочку. И та вместе с крестиком ушла на дно.
Так значит, все-таки можно начать все сначала… Анна не успела додумать пришедшую к ней мысль.
— Анастасия Петровна! Настенька, сестра моя! — услышала она и, подняв глаза, не поверила сама себе. От двери через комнату к ней бежала рыдающая Соня, а следом, смущенно и взволнованно утирая непрошеные слезы, шел учитель ее Ванечки — Павел Васильевич Санников.
Дальнейшее было похоже на сон — только счастливый. Дополняя и объясняя сбивчивые реплики Сони, то бросавшейся обнимать Анну, то принимающейся рыдать, уткнувшись ей в плечо, Санников поведал, что случилось за то время, пока Анастасии Петровны не было с ними.
Оказывается, Соня направлялась в Палестину рисовать Святые места. И вообще у нее возникла идея посетить все самые примечательные места, связанные с мировыми религиями. И уже сейчас, но, конечно, после возвращения из Иерусалима, она мечтала об участии в экспедиции в Гималаи. Соня и не помышляла о замужестве, и, глядя, с какой нежностью Павел Васильевич подавал ей очередной, свежий взамен обильно политого слезами радости платочек, Анна поняла, что Сонечка ничуть не изменилась. В ней были неистребимы все признаки настоящего художника — извечная творческая эмоциональность, непостоянство и влюбчивость.
Как сообщил Анне Санников, в Петербурге все давно считают ее погибшей — по настоятельной просьбе князя Михаила Репнина ведомство канцлера Нессельроде занималось ее поисками. И однажды в какой-то из французских газет было найдено сообщение о затонувшем в Атлантике почтовом корабле, шедшем с французских островов, и в списке находившихся на его борту пассажиров стояла и фамилия Анны, точнее — ее французский сценический псевдоним. А так как Владимир уже давно считался погибшим, то после появления этой информации ее дети были официально признаны сиротами, и Великая княгиня Мария, супруга наследника Александра, объявила о своем покровительстве над ними. Ванечка должен быть направлен в Пажеский корпус, а Катеньку Мария Александровна взяла под свою особую опеку — Ее Высочество была озабочена идеей создания специальной школы для дворянок.
Узнав о гибели дочери, Петр Михайлович слег и все еще хворал, находясь в Двугорском под постоянным наблюдением врачей. Княгиня Мария Алексеевна жила там же, но на положении домашнего ареста, и Никита, недавно обвенчавшийся с Татьяной, взял на себя заботу о присмотре и за Петром Михайловичем, и за его супругой. Сын Татьяны, нареченный в честь отца Андреем и признанный княжеским внуком, жив-здоров и учится в Царскосельском лицее. Михаил по-прежнему состоит адъютантом при наследнике, а Елизавета Петровна с двойняшками живет на два дома — зимой в Петербурге, летом — в родовом имении. И, если Анастасия Петровна поторопится, то успеет еще застать всех в Двугорском…
На какой-то миг, когда Соня сообщила, что сегодня их корабль, который сделал остановку в Константинополе пополнить запасы воды и продовольствия, отправится дальше — в Яффу, чтобы оттуда паломники, в группе которых ехали и Соня с Санниковым, могли добраться оттуда в Иерусалим, сердце Анны дрогнуло. Она хотела просить их взять ее с собой. Но ладонь, сжатую от волнения слишком сильно, что-то кольнуло, и Анна, разжав пальцы, увидела крестик, оставленный ей преподобным Иоанном. Увидела и — промолчала.
Конечно, она вернется в Петербург, разыщет детей, соединится с семьей. Пора ей уже перестать скитаться и ждать невозможного. И, обнимая трогательно прильнувшую к ней Соню, Анна в последний раз мысленно сказала «прости» надеждам, которым не дано осуществиться. Жизнь снова распорядилась ею — нет, не жизнь, иная сила, которая и вела, и хранила ее. И которой Анна должна была поверить и не пытаться более соперничать.
«Любовь моя несбывшаяся, Аннушка, — всплыли в ее памяти строки из только что прочитанного письма поручика Новикова, — простите вольность мою в столь откровенном обращении к вам и поверьте: продиктована она не дерзостью, а истинно глубоким чувством, что пробудил во мне ваш голос и облик ваш ангельский. Не без печали догадываюсь, что никогда не дано мне вызвать в вас ответного отношения, но спешу просить вас помнить обо мне и знать, что нет у вас другого, столь искренне и беззаветно преданного вам человека. И, даже если, оглянувшись, вы не увидите меня близ себя, не сомневайтесь — я все равно рядом, я думаю о вас, я всегда готов охранить вас от любой беды, удержать от пропасти. Я благословляю вас на то счастье, что вы сами изберете для себя. И нет для меня самого сильнее радости, чем знать, что вы счастливы. Хотя бы и без меня…»
Продолжение следует…
