— Нет! — зарычал Крестоносец, бросаясь к борту своего корабля, но было поздно — Звезда исчезла в толще морской воды, успев блеснуть на солнце, как будто прощалась с людьми.
— Вы никогда не получите ее, — торжественно сказал преподобный Иоанн, обращаясь к Валеру. — Только Всевышний, чье рождение она знаменует, имеет право владеть ею. И только в Его руках она может находиться — неважно, в Храме ли Рождества или на дне морском. Умерьте свою гордыню и утешьтесь покаянием перед Ним, ибо, посягая на Звезду, вы покушались на Него…
— Хотите сказать, что у меня руки коротки? — взвился Валер. — Сейчас я покажу вам, на что способен… Заряжайте пушки! — крикнул он, обращаясь к стоявшему чуть поодаль от него помощнику. Анна узнала этого человека, он прислуживал Крестоносцу, когда приезжал де Морни.
— Приготовьтесь прыгать за борт, — сказал Козырев своим людям и Анне, удерживая ее от попытки выбежать на палубу — туда, где стоял преподобный Иоанн.
— Что это? Слышите? — вдруг сказал кто-то из матросов.
— Колокола? — прислушался Козырев. — Это звон колоколов?
Судя по всему, этот звон услышали и на «Армагеддоне». Валер со злостью топнул ногой: баталия, разыгравшаяся близ полуострова, привлекла внимание расположенных на нем многочисленных монастырей, и на их звонницах зазвучали колокола. Всегда избегавший дневного света и излишнего внимания к себе «Армагеддон» оказался под наблюдением слишком большого количества посторонних глаз, и его капитан вынужден отступить. Валер скомандовал:
— Отбой, уходим!
И его удивительный и грозный черный корабль, обогнув парусник с Андреевским флагом на мачте, стал стремительно удаляться к горизонту.
— Как вы думаете, он вернется? — настороженно спросила Анна Козырева, вышедшего с нею из-за своего укрытия.
— Искать Звезду? Возможно, когда человечество сделает следующий скачок в развитии научной и технической мысли, не исключено, что он сам или его потомки попытаются достать Звезду со дна моря. Только я думаю, что произойдет это нескоро, и к тому времени или подводное течение сделают свое дело, надежно укрыв Звезду от посягательств на нее.
— Полагаю, мы еще долго не будем слышать об этом корабле и его капитане, — добавил преподобный Иоанн. — Ему сейчас не до поисков. Теперь нам известно местонахождение его острова и его сокровищницы. Скорее всего, месье Крестоносец займется в ближайшее время поисками нового тайного убежища и перевозом туда своей коллекции…
— Вы можете гордиться, — Козырев склонил голову перед ним, — все, что вы делали, не было напрасным. Злодей разоблачен и сейчас ищет нору поглубже и подальше от людских глаз. Звезда не досталась похитителям, мечтавшим использовать ее в своих подлых целях…
— Моя миссия заключалась в том, чтобы вернуть Звезду, — остановил его преподобный. — Или хотя бы добыть доказательства того, что она была похищена по наущению латин. Увы, я не могу считать себя победителем!
— Возможно, вы торопитесь, Дмитрий Алексеевич, — сказала Анна, подавая ему какой-то пакет. — Я нашла это во внутреннем кармане сюртука Крестоносца, в него вы завернули Звезду. И, когда вы велели мне отдать ее вам, я обнаружила этот конверт — его край выглядывал из кармана.
— Что в нем? — растерялся преподобный, вынимая из конверта свернутые вчетверо листки.
— Полагаю, что это бумаги, которые передал Крестоносцу де Морни. Я видела, как он передавал ему точно такой же конверт в день их встречи.
— Вы правы! — воскликнул Иоанн, вчитавшись в текст. — Анастасия Петровна! Аня! Аннушка, вы даже не представляете, что сейчас сделали!..
— Баронесса, хочу выразить вам искреннюю признательность за помощь, оказанную вашей родной стране в этом деле, — русский посланник в Турции, министр Титов с любезнейшей улыбкой поцеловал Анне руку. — Благодаря доставленным вами и иеромонахом Иоанном документам мы можем обратиться в Иерусалимский шариатский суд, и, уверен, османские власти признают вину в этом похищении за латинянами. Вы же можете более не волноваться, ваше участие в раскрытии заговора, направленного против интересов православия и России в Святой земле, будет оценено по достоинству. И первым делом мы самым скорейшим образом выдадим утраченные вами документы, удостоверяющие вашу личность, и будем содействовать вашему немедленному возвращению на родину. Где вы сейчас остановились?
— В Русской духовной миссии, здесь, в Константинополе, — промолвила Анна. — Благодарю вас, Владимир Петрович, за помощь. Я действительно мечтаю как можно скорее вернуться домой, к своей семье.
— Полагаю, это случится в самое ближайшее время, — кивнул Титов, провожая ее к выходу.
Анна не стала задерживать дипломата — она торопилась вернуться в миссию, где уже несколько дней жила после того, как «Петергоф» доставил Анну и преподобного Иоанна в Константинополь. Анна должна была явиться в русское консульство — ей предстояла дорога домой, и вместе с тем она боялась разлучаться с преподобным. Анне казалось, что отпусти она его из виду хотя бы на минуту, он снова исчезнет из ее жизни и на этот раз — навсегда. И она спешила назад, в миссию, где ей была предоставлена комната. Анна волновалась, ей хотелось успеть застать князя Дмитрия, который уже подготовил отчет о своем путешествии и собирался вернуться в Иерусалим. Анна так и не смогла привыкнуть к его новому облику и его сану. Она обращалась к нему то преподобный, то князь, то Дмитрий Алексеевич, а про себя все чаще — Митя.
Конечно, она понимала всю беспочвенность своих надежд, но готова была поклясться, что ее чувство к князю Дмитрию — не безответное. Анна ощущала его смятение, которое только увеличивало волнение, что она замечала за собой в его присутствии. И особенно оно усилилось в последние дни — с того момента, как «Петергоф» взял курс на Константинополь. Анна почти не оставляла князя Дмитрия, с трудом превозмогая потребность сопротивляться его стремлению к одиночеству. Она видела, что ее порыв не остался незамеченным Козыревым, который принялся всячески опекать ее, собирая в кают-компании своих офицеров, развлекавших Анну рассказами из походной жизни и разными забавными историями. Анна и слушала их, и не слышала — все ее существо, казалось, устремилось вдаль, где в сиянии недоступности возвышалась над всем земным фигура преподобного Иоанна.
Мир, в котором она жила до сих пор, вдруг открылся Анне с другой стороны. Все, что прежде занимало ее, стало казаться мелким и мизерным, и Анна поняла, что ей всегда не хватало возвышенности, торжественности и приподнятости отношений и поступков, сравнимых разве что с пафосом древнегреческой трагедии, в которой все — и люди, и чувства были поставлены на котурны. Анна знала, как это тяжело для актера — придать античному слогу доверительность и избежать фальши, убеждая зрителя поверить эпическим героям и разглядеть в них близкое и понятное каждому. И вот она увидела, что все то, чего ей удавалось добиваться долгими и упорными репетициями, живет и естественным образом проявляется в обычном человеке.
Разумеется, преподобный Иоанн не был простым смертным, но — все же, все же, все же…
