– У тебя все тот же отвратительный характер, Грэм! А твоя жена уже знает об этом? Лучше последи за собой, если хочешь удержать ее, – проворчал он, сплевывая кровь.
– Мне не нужны твои советы. Но тебе лучше послушаться моего, – проговорил Кейн тихим и ровным голосом. – Имей в виду, я слежу за тобой. Но это не имеет никакого отношения к Линни.
– О, я заинтригован… – Хью изобразил улыбку. – Да, заинтригован, но не более того. Жаль разочаровывать тебя, но запугать меня не удастся.
Кейн отвернулся и снял со столба свой сюртук. Надев его, тихо сказал:
– Поверь, Хью, я терпеливый человек.
Хью пригладил ладонью волосы и с усмешкой ответил:
– А я, Кейн, голодный человек. Да, ужасно проголодался… Может, разведем огонь и поужинаем вместе, как в старые добрые времена? Послушай, я прекрасно понимаю, чего ты хочешь. Найти виновного в смерти сестры. Но винить никого нельзя. Поэтому забудь об этом. Не стоит отравлять себе жизнь злобой и подозрением.
Кейн колебался, глядя на протянутую руку Хью. Наконец пожал ее, но даже не попытался улыбнуться. Ему ужасно хотелось забыть о вражде, хотелось поверить старому другу, с которым он вырос и которому когда-то доверял как родному брату. Но за эти годы Хью стал совсем другим, и это нельзя было сбрасывать со счетов.
– Тогда пойдем, Хью. Тебе нужно почиститься. Ты выглядишь так, будто валялся в дерьме.
– Черт побери, приятель, так оно и было, – проворчал Хью. – Ты сегодня обошелся со мной не очень любезно. Я уж подумал, что ты собрался меня убить.
– Перестань скулить. Ты ведь еще жив? И с тобой ничего страшного не произошло.
Хью криво усмехнулся и кивнул:
– Да, ты прав. Ничего страшного.
Они направились к дому. Оба молчали, и Кейн пытался представить, как бы сейчас все было, если бы Элизабет не умерла. Кейн прекрасно помнил те чудесные времена, когда они с Хью бегали вместе по полям, ловили лягушек в пруду и каждое лето прыгали с толстыми пеньковыми веревками в реку.
И какое бы будущее ни ожидало их, Кейн решил, что сегодня он отбросит свои подозрения, на время забудет о них ради Мэдлин. Да, он сядет за стол и будет пить бренди вместе с бывшим другом.
Во время ужина Кейн воздерживался от упреков и обвинений, хотя пару раз ему пришлось прикусить язык. Но радостная улыбка Мэдлин – она почти весь вечер улыбалась – стоила потраченных усилий.
Однако Кейн не забывал о своих подозрениях и внимательно наблюдал за бывшим другом. В каком-то смысле Хью был все тот же, что и много лет назад, – веселый и остроумный. Однако Кейн знал: Хью Дэвис очень изменился. Вероятно, жадность и жажда власти сделали его совсем другим человеком.
Все знали, что Хью – сторонник британцев, и, вероятно, поэтому избегали в этот вечер политических споров. Говорили в основном о прежних временах. Когда же Хью стал рассказывать истории об их с Кейном детских проказах, Майлз и Зак присоединились и тоже кое-что рассказали.
Оливия была влюблена в своего мужа, и Кейн не сомневался: она понятия не имела о том, что Хью может оказаться шпионом. К счастью, Оливия находилась в безопасности, во всяком случае, пока. Что же касается Мэдлин, Кейн знал: он сделает все возможное, чтобы защитить свою жену.
После ужина все перешли в гостиную, и Кейн налил мужчинам коньяку, а дамам шерри. Зак с Майлзом сели обсуждать последние новости, только что полученные из Филадельфии, а Кейн, усевшись в кресло, развернул газету. Хью несколько раз прошелся по гостиной, а затем сел вместе с Мэдлин за шахматный столик. Клодия с Оливией устроились рядом с ними, но Мэдлин почти не умела играть в шахматы, и Хью объяснял ей правила и стратегию игры. Кейн украдкой наблюдал за ними и хмурился: Хью постоянно делал комплименты его жене – мол, она очень быстро все схватывает. Конечно, поведение гостя нельзя было назвать бестактным, но все же…
Наконец часы пробили половину одиннадцатого, и Кейн со вздохом отложил газету – он давно уже не мог сосредоточиться на чтении. Зак и Майлз теперь сели за карты, Хью играл с Оливией, а Мэдлин стояла с ним рядом и перед каждым его ходом наклонялась, чтобы получше слышать – он шепотом объяснял, что собирается делать.
Тут к Кейну приблизилась Клодия и, подавив зевок, пробормотала:
– Я иду спать, братец. Постарайся не кипятиться слишком долго.
– О чем ты? – проворчал Кейн.
Клодия обняла его с улыбкой сказала:
– Почему бы тебе просто не отвести свою жену в сторонку и не сказать, что ты хочешь провести с ней время? Господи, да ты ведешь себя как ревнивый юнец. Действительно, Кейн, уведи ее, если хочешь. Наши гости все поймут, ведь они тоже молодожены.
Кейн еще больше помрачнел.
– Тебе, Клодия, еще рано рассуждать на такие темы. Напрасно мама позволяла тебе читать все, что попадается под руку.
Девушка тихонько рассмеялась.
– О, братец, перестань бушевать. Я уже давно тебя не боюсь.
Кейн изобразил грозный вид и потянулся к сестре. Клодия взвизгнула и со смехом отскочила. Она пожелала всем спокойной ночи и поспешно покинула гостиную.
Кейн усмехнулся и откинулся на спинку кресла, а в следующее мгновение вдруг обнаружил, что прямо перед ним стоит жена.
– Тебе, Кейн доставляет удовольствие пугать всех подряд?
– Ты неправильно понимаешь меня, Линни. Мое единственное намерение – защитить тебя.
– Но почему, Кейн, ты так злишься на Хью? Мне кажется, он очень любезен. И говорит о тебе только хорошее.
– Он скажет что угодно, чтобы заслужить твою благосклонность.
– Ты ведешь себя как ревнивый болван.
– Ты моя жена, Линни.
– Боюсь, что ты скоро пожалеешь об этом.
В голосе Мэдлин была печаль – вовсе не угроза. Но все же ее слова разозлили Кейна.
– Держись от него подальше, Линни.
– Кейн, не указывай мне, что делать.
– Не выводи меня из себя, Линни.
– Я знаю о мужчинах больше, чем ты думаешь.
– Что ты хочешь этим сказать? – Поднявшись на ноги, Кейн обнял жену за талию и вывел из гостиной. Для тех, кто смотрел им вслед, это выглядело как интимный разговор любящей пары.
Но как только они оказались вне поля зрения, Мэдлин резко развернулась к мужу. Лицо ее пылало гневом.
– Кейн, ты ставишь меня в неудобное положение!
– Ты действительно окажешься в неудобном положении, если не послушаешься меня.
– Что же ты собираешься сделать? Избить меня?
– Не смешно, Линни.
– Да, я тоже не нахожу это смешным. Но ведь так принято в мире мужчин, верно?
– Дорогая, я настаиваю ради твоего же блага.
