* * *
Восемь тягостных дней Влада металась в поисках выхода. Отчаяние, ярость, безнадежность — эти незнакомые прежде чувства колыхались в ее смятенной душе. Конечно, и раньше приходилось ей и гневаться, и сердиться, и отчаиваться. Но это были миниатюры чувств, изящные статуэтки гнева, отчаяния… Как и причины их рождавшие.
А теперь статуэтки выросли в колоссов. В громадные и неодолимые горы гнева и отчаяния. И оттуда, с этих вершин мелкой, незначительной виделась та измена в Женеве. «Действительно, легкая прогулка для эмоций. А теперь — нет! Теперь предательство очевидное, не скрываемое, бесстыдное. Он был с женщиной прилюдно.
Официально! Значит, у них все серьезно… Так публично афишировать наш разрыв!.. Но это же не в его духе! Боже! Да откуда я знаю теперь, что в его духе?!
Но это конец! Он поставил точку! Он нашел мне замену! А как же я? Как я буду жить? — Она стиснула виски и завыла. Перед глазами вдруг стали проплывать отчетливые отрывки их жизни. Те отрывки, которые составляли их жизнь. Она видела себя — счастливую, обожаемую, в его объятиях. А вот он загадочно улыбается ее очередному капризу. А вот он — улыбается, но уже не нежно, не тепло, а мандражно, маскируя клокочущую ревность. Это значит, что на нее смотрят. А вот он теребит Даню за челку и говорит, что обожает его глаза. А ведь глаза у него мамины, ее, Влады! Стоп! А как же дети? Она тяжело задышала и покрылась испариной. Дети-то как? Он… он заберет их, и они станут жить вместе: он, дети и… и эта? Нет, он не посмеет! Он не сделает этого! Боже! А вдруг я ему не нужна! Неужели не нужна? Неужели эта… женщина сможет заменить ему меня? А дети? Разве они позволят?.. А вдруг позволят? Ведь они обожают его? «Они любят все и всех, что и кого люблю я!» — вдруг вспомнилось Владе… Надо забрать детей! Тогда все уладится! Тогда и он вернется! А та женщина? Смогу ли я простить ему? Наверное, смогу. Да конечно же смогу! Ведь ради детей…» Обманывала себя Влада. Пути к примирению искала.
Волнуясь, набрала его номер. Хотела миролюбиво, но, услышав его спокойное «алло», заговорила нервно:
— Это я, Влада… Извини за беспокойство.
— С трудом.
— Что?
— Извиняю с трудом. За беспокойство.
— В таком случае я буду краткой. Я хочу видеть своих детей!
— Нет.
— Что значит «нет»?
— Нет — это значит только одно: «нет»!
— Ты не посмеешь! — выкрикнула Влада, но услышала короткие гудки.
* * *
Влада вошла в кабинет решительно и враждебно. Подняв недовольный взгляд, Алексей на мгновение растерялся. Лицо его стало по-детски удивленным. А в глазах блеснула искорка радости. Но промельком. Через мгновенье Алексей опомнился. Отложив в сторону бумаги, он откинулся в кресле с выражением презрительного отчуждения.
— Удивлен? — спросила Влада, борясь с неровностью дыхания.
Он деланно усмехнулся. Хотел усмешкой задеть ее. Но не получилось. Сердце защемило: такой влекущей была Влада, такой желанной! Глаза ее рассыпали синие искры, словно рассерженный бенгальский огонь. Она напоминала тигрицу — попавшую в западню, но не сломленную.
— Ты думаешь, что растоптал меня?
— Ты сама себя растоптала, — презрительно усмехнулся Лекс.
— Я не боюсь тебя, Алексей. Я тебя презираю!
— Взаимно!
— Как ты жалок! — сдерживая слезы, прошептала Влада.
— А! Ты пришла меня пожалеть?
— О, нет! Я пришла, чтобы… чтобы забрать детей.
— Куда? К новоиспеченному «папаше»? К этому ублюдку Фаусту?
— Павел сюда не…
— О! «Павел»?! Какие успехи! Какая доброжеланно… тельность! Какие чувственные отношения!
— По крайней мере, с руки он меня не подкармливает, как ты некоторых! Вот у тебя с той рыжей шлюхой действительно чувственные отношения.
— Ты права! Очень чувственные! Уж она никогда не предала бы меня с первым встречным… проходимцем! — Алексей гневно сдвинул брови и бессмысленно переставил предметы на столе.
— Я тебя не предавала. Я — не ты! Это ты, там, в Женеве… предал меня! А теперь это уже стало системой! Ты же на каждом шагу предаешь! Разве не так?
— Комментариев не будет!
— Конечно, какие могут быть комментарии к грязной измене?! Все и без ком… все и так ясно. Как Божий день, ясно.
— Высказалась? А теперь иди. Я не желаю видеть тебя и слышать! Иди к Фаусту! С ним комментируй. А у меня нет времени на мелочные разборки.
— «Мелочные разборки»? Что ты имеешь… Что называешь «мелочными разборками»?
— Ладно, хватит! Я не собираюсь ничего объяснять! Хватит! Иди, пусть Фауст тебе объясняет… «Мелочные разборки»! — последнее он произнес желчно, пародийно, забыв, что это не Влады, а его слова.
— Почему ты так со мной разговариваешь?! Я, между прочим, пришла в… в… в этот солидный клуб только для того, чтобы убедиться в твоей подлости. Я знала, что ты будешь с какой-нибудь шлюхой. Поэтому я пришла.
— А! Значит, Фауст поставил тебя в известность, что раут для семейных пар?! Молодец! Умница! Подонок!!! Ух! — Он свирепо сжал кулаки. — Воспользовался, мразь, ситуацией.
— Что ты имеешь в виду? — подалась вперед Влада, в надежде услышать что-то, оправдывающее Алексея.
— Что в виду, то и имею! — желчно усмехнулся Лекс.
— Ты не уклоняйся! Скажи, что ты имел в виду?
— А то, — иезуитски отчеканил Лекс, — что эту женщину я пригласил ради протокола. В приглашении ставилось условие — явиться с женами… С женой.
— Ах, как мило! Ставилось условие, и ты взял первую попавшуюся шлюху — и на раут! — Влада зло захлопала в ладоши. — Браво, Бравин! Раньше это называлось проституцией, а теперь — протоколом!
— Оставь свою иронию для Фауста. Меня своими штучками не проймешь. Слава Богу, я прозрел! Понял, каким лохом был все эти десять лет… Иди отсюда!
— Нет, подожди! Почему ты все время ускользаешь от ответа? Признайся, что с этой девицей…
— Слушай, «артисточка», я уже тебе сказал, что к Инне не имею никакого отношения… Кстати, мне следует удвоить ей гонорар, ведь благодаря ей, наконец выяснилось, где и с кем проводит ночи моя бывшая жена.
— Ну вот и прояснилось, — Влада нервно рассмеялась, — вот ты и признался, что дал ей деньги. И после этого будешь врать, что она не шлюха?!
— Смешнее всего, — печально усмехнулся Лекс, — что это так и есть. Она — дама по сопровождению бизнесмена. Не больше того. Протокольное сопровождение. С почасовой оплатой.
— Вот как?! Значит, и Пав… Паустовский пригласил… Значит, и я была там ради протокола. Значит, инцидент исчерпан! Ха-ха! Все легко разрешилось! — Влада язвила, но Алексей не уловил сарказма. Ему казалось, что Влада пытается оправдать свою измену.