Первым был Августин – я не видел его так долго, что считал умершим. Он поведет колонну. Новообращенные всегда фанатичнее кадровых верующих. Остальные великолепным строем следовали за ним. Скоро Августин свернул за угол в кухню; колония шла одним громадным многочлениковым насекомым. Скоро конец нашим страданиям.
Когда все прошли мимо меня, я заглянул напоследок под плинтус в поисках отставших. Никого. Я перепрыгнул белые сугробы. Оглянулся и помахал. Прощай, унылый дом. Там, куда мы идем, как хорошо и как приятно жить братьям вместе!
От малого произойдет тысяча, и от самого слабого – сильный народ.
Все исчезли в кухне. Когда я их догнал, Августин уже ступил на нижний шкафчик, куда я и говорил, остальные в идеальном порядке шагали по пятам. Я радовался, но в то же время нервничал: почему же они не взяли шкафчик штурмом. Слишком расчетливо. Я думал, только муравьи атакуют по очереди.
Ладно, неважно. В колонне – много моих друзей, среди них Барбаросса, Спасатель, Страховщик и Харрис Твид. Все постарели, панцири сморщились от недоедания. Ничего, это мы исправим.
Августин взобрался на стол, и я потерял его из виду.
– Ёпть, Псалтирь, – услышал я сзади. – Это и есть наше место? Молочные реки, медовые пряники? Не впаривай мне фуфло, как твой психованный братец с дубинкой.
– Оно и есть. Ну, порошковое молоко и мед.
– Ну ладно, мать твою! Дай пять. – Суфур подставил лапу, затем вернулся в строй – последним.
Дно верхнего шкафчика – шершавое необработанное дерево – самая трудная часть пути. Тараканы шли по нему, зависнув вниз головой. Августин как раз ступил туда, когда Суфур только ушел с пола. Едва лидеры подойдут к дверце последнего шкафчика, скорость возрастет. Шагала вся колония. Виновен я или нет – я возместил убытки.
И мне пора. Я никогда больше не увижу эту кухню – только через дверь шкафа. Я мало о чем буду скучать. Прямо скажем, лишь об одном – прощай, Бисмарк, мой верный друг. Ты будешь жить в моем сердце.
Я оторвал ногу от винила. Прощай, линолеум – эти ямы, что ломали нам ноги, этот нездоровый сосновый запах. Мы всегда знали, что ты поддельный. Прощай, борная кислота; мы на тебя лишь смотрели. Контейнеры, прощайте. Мы нашли кое-что получше. Прощайте, поваренные книги. Мы будем питаться au naturel. Прощай и ты, нашатырный спирт. Дихлофос, я особо сожалею. Порой ты внушал мне подлинный трепет. Теперь все будет иначе.
Айра, на прощание я скажу тебе вот что: обещаю, когда ты постареешь и облысеешь, мы расплодимся так, как ты и представить не в состоянии; мы заполним всю пещеру за шкафами, все пятнадцать футов от пола до потолка. Однажды мы встретимся снова: стена обрушится под нашим весом, и приливной волной мы поглотим тебя и твое имущество. Не жди пощады – ты нас не щадил.
Когда Августин протиснулся в шкафчик, колонна за ним притормозила, но стояла в безупречном порядке. До жизни сладостной – лишь несколько шагов.
Я поднимался на дверцу нижнего шкафа в своем пятидольном ритме, ощущая умиротворение, какого никогда раньше не испытывал.
И вдруг услышал вдали щелканье бамбуковых шлепанцев; после казуса с Американской Женщиной Айра из спальни без них не выходил. Наверное, проснулся от ночного кошмара о шахматном разоре. Возможно, эту потерю колонии я недооценил. Кто может быть забавнее? Кто поддержит нас в грустные дни, одним видом своим доказывая наше превосходство?
– Ёпть, Псалтирь. Все в порядке, расслабься! – крикнул Суфур. Он был в футе надо мной.
Зашумел сливной бачок. Бамбуковые хлоп-шлеп слишком долго не затихали – Айра не возвращается в спальню. Прохаживается? Но шаги становились громче. Может, ему не терпится, хочет заново расставить фигуры?
Все громче и громче. Он не остановился в гостиной. Он идет сюда. Один бог знает, что он задумал. Он никогда ночью не ест, на полный желудок ему снятся дурные сны. Наверное, идет проверить, хорошо ли заперта дверь.
Но он прошел и этот поворот. Он направлялся в кухню. Невозможно.
– Бегите! – закричал я. – Айра идет! Почему они не бегут?
– Слушайте меня! Айра идет! Прыгайте! Бегите! Прочь от шкафчика!
Но они не нарушили строя. По сей день мне любопытно, что случилось бы, закричи я: «Сатана! Спасайся кто может!»
Хлоп-шлеп самой смерти приближались к нам, а вся колония на виду, словно принимает солнечные ванны на пляже в фильме ужасов.
– Суфур! Прыгай! Потом вернемся!
– Искра вспыхнула и вот – меня уже несет. – Он продолжал подниматься.
Я спрыгнул со шкафчика и захромал через всю кухню под порожек.
– Ну пожалуйста! – закричал я. Но свет зажегся. Рок явил свое еврейское лицо.
Шлепанцы оглушительно щелкали по полу. У колонии – ни малейшего шанса. Погодите. У них есть шанс. Айра не надел очки.
Загадка его появления разрешилась. Айра достал из кармана кашемирового халата свернутых в трубочку патриотов. Открыл шкаф и положил их на прежнее место. Он же сам сказал, что глупо их там хранить? Я мог выдумать десяток причин, по которым он так поступил. Но вряд ли он снова запечатал дыру, особенно без очков.
В конце концов, над Айриной головой маршируют сотни граждан, и пока он не заметил ни одного. Немало их уже должны быть внутри, многие – на подходе. Но большинство еще поднимались. Вместе с Айрой они являли собой дикую сцену беспощадного фарса: жертвы-лунатики в перекрестье прицела слепого охотника.
Айра вытер пальцы. Грязь. Грязнуля Бен – мстительный старик, специально задерживал Айру.
Айра наклонился над раковиной и принялся мыть руки. Колонна двигалась прямо у него над головой. Меня затошнило.
Впервые после ухода из-под плинтуса я услышал голос Блаттеллы, но уже не Суфура. Она висела на дне верхнего шкафчика.
– У меня ноги отваливаются. Я пошла спать. – Дочь Джулии, Анис.
На грубой деревянной поверхности развернуться совсем не просто, к тому же Анис явно не торопилась. Комет, стоявшая прямо за ней, ухитрилась выйти из транса – на мои предупреждения она не реагировала – и успела избежать столкновения. А Малец, который шел следом за ней, не успел. Он врезался в Комет сзади. Тут же Чеснок ударил Мальца.
– Подвинься, а? Посмотри, что ты сделала с колонной, – сказала Комет.
– У нас свободная страна.
Граждане таранили друг друга, и длинная очередь угрожающе висела на дне шкафчика прямо над Айриной плешью. Комет при каждом столкновении дергалась.
– Убирайся с дороги, ГАД, – сказала она Анис. Германо-Американская Дама.
– Вали отсюда.
Комет схватила ее за грудки и оторвала от дерева. Пожалуйста, не отпускай, молился я. Не сейчас, пусть Айра уйдет. Комет перенесла Анис в сторону и прилепила ее обратно к дереву – невозмутимо, словно мусор выбрасывала.
Граждане вскоре разошлись, и колонна возобновила упорядоченное движение.
