А еще на каминной доске нашли письмо от мамы. Ничего особенного, просто болтовня, но я не мог понять, почему он сказал мне, что не получал от нее вестей.
Она прилетела домой на похороны. Это было в Грейс-Черч на Холме, народу была масса. Потом в сопровождении длинного кортежа автомобилей моего отца отвезли на кладбище; сказали несколько слов над гробом и медленно опустили в землю. После этого мы отправились к тете Кей. Она была самая ужасная пизда на свете, пьяная корова. Я поймал ее, когда она потребляла пойло на кухне; как будто предполагалось, что она будет трезвой во время поминок, но вот она стояла у плиты и жрала пойло прямо из бутылки. Она и без того уже была внесена мною в черный список. Позади церкви я в обществе других мужчин покурил, и, когда пришло время идти и все медленно двинулись к двери, она огрызнулась на меня: «Выброси сигарету!», как будто говорила с ребенком. Я посмотрел на нее, как на какую-то гадость, и еще раз затянулся, словно провоцируя ее на противодействие. Но она исключительно быстро убралась.
Потом она была суперосторожна со мной, даже несмотря на то что часть меня хотела, чтобы она снова попыталась со мной поссориться. Забавно. Вы думаете, что моя голова должна была бы быть занята другим, но это не так. Мне по-настоящему хотелось выбить из нее дерьмо.
Однако не поймите меня неправильно, там было множество хороших людей, они задавали мне вопросы и суетились вокруг меня. Харпер оставался наверху, смотрел игру по телику. Я на некоторое время поднялся к нему. На нем была коричневая вельветовая куртка. Очень классно.
– Кто играет? – спросил я.
– Кто-то.
– Все в порядке? – спросил я.
– Да. В порядке. Буду внизу через минуту. Послушай, – сказал он, – как ты думаешь, старика обидело, что я к нему не приехал? Он ничего не говорил?
– Ни слова.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Ни слова.
– Потому что я все думаю об этом. Я должен был к нему приехать.
Первый раз в жизни мне нечего было сказать. Мы просто посмотрели телевизор еще некоторое время, а потом я спустился вниз.
Мама была окружена людьми, и у меня появилось забавное чувство, что она вроде как довольна собой. Я хочу сказать, я не упрекаю ее, но все это внимание, она всем руководила, вот я и подумал, что она нормально проводит время. Печальна, но вроде как счастлива. Не знаю.
Мне некуда было приткнуться, словно на той моей вечеринке. Я чувствовал, что должен за чем-то присматривать, пойти то в одну комнату, то в другую, шататься по всему дому.
Так что, когда я вышел через парадную дверь, чтобы выкурить сигарету, я просто продолжил идти, прошагал всю дорогу до автобусной станции и купил билет на север. Мне пришлось подождать двадцать минут, но это было нормально. Я сел в задней части автобуса, дымя в сторону. Я тот еще курильщик. Наконец мы тронулись, шины издали свистящий звук по асфальту. Автобус был почти пустой, мы остановились ненадолго в Грэвенхорсте, но я не сошел. Остался сидеть в автобусе, глядя, как толстая леди ест на станции картофельные чипсы. Она съела весь пакет. Потом мы снова тронулись.
Было немногим после пяти, когда я добрался до дому. Ночь спустилась, словно каминная копоть. Я подошел к боковой двери. Прошел через кухню. Включил свет. На полу, прямо рядом со столом, было блестящее пятно. Там, где начисто вымыли. Наверное, он лежал там. Наверное, какое-то время он был еще жив, дом погружался во тьму, телефон звонил, а часы в холле тикали: тик, тик, тик.
Я пошел в его спальню. Чемодан был упакован и стоял у кровати. Наверное, он решил в конце концов поехать в город. Я поднял чемодан на кровать и открыл его. Меня обдало его запахом. Он наполнил комнату. Я взял его расческу. Понюхал и ее тоже. Потом стащил чемодан с кровати, поправил покрывало, снял ботинки и лег. Подвинул подушки так, чтобы оказаться точно там, где обычно лежала его голова, чтобы отчетливей слышать его запах. И закрыл глаза. Слышно было, как живет дом, маленькие создания бегали за стенами, печь гудела в подвале, как будто за нами присматривали.
Он слышал это? Он думал обо мне? Что мне будет грустно и я буду скучать по нему? Думал ли он, как мы вдвоем, на озере, солнце садится, и мы вытаскиваем свои лески?
Понимал ли он, что мы никогда не увидим друг друга снова?
Может быть, он вообще обо мне не думал. Или, может быть, он думал, что я излишне возбудим и действую ему на нервы.
Я полежу здесь еще немного, думал я, пока не почувствую, что пора вставать. И тогда я вернусь на главную дорогу, подниму большой палец и поймаю машину. Сегодня вторник. Кто-нибудь обязательно будет проезжать мимо.
