Глава 26
На вечернюю дойку пришла подмена, так что я отправился домой навестить маму. Она уже поднялась с постели, сказала, что чувствует себя намного лучше и не понимает, что тогда на нее нашло. Мама возилась на кухне, варила куриный суп. Помешивая бульон деревянной ложкой, она рассказала мне, что в молодости ей казалось, что за ней всюду следует белая кошка с черными лапами и черной кисточкой на хвосте.
– Нет, когда все шло нормально, кошки не было, но она всегда появлялась, как только я начинала о чем-то беспокоиться. Она старалась не попадаться мне на глаза, караулила за углом. Словно приглядывала за мной. – Мама попробовала бульон на соль, качнула головой, добавила щепотку и продолжала: – А ты что-нибудь подобное в своей жизни видел?
– Нет, никогда, – сказал я. – А что, кошка и сейчас ходит за тобой?
– Нет, представляешь, она исчезла, когда мне было примерно столько лет, сколько тебе сейчас.
– И что это значит?
– Не думаю, что это вообще что-то значит. Просто она была да сплыла, только и всего. Знаешь, Малыш, с возрастом мне все больше кажется, что у вещей нет скрытых значений. Мы рождаемся на этот свет, выполняем свое предназначение, умираем. Вот и все. Иногда мы грустим, иногда смеемся и чаще всего сами выбираем, смеяться нам или грустить. Человек сам должен научиться пользоваться тем, что ему дано природой. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Начинаю понимать.
– Хорошо. – Мама еще раз попробовала суп и одобрительно кивнула. – Ты сегодня дома ночуешь?
– Нет, вернусь на ферму. Думаю, что утром доить буду я.
– Ты хороший мальчик, – сказала мама задумчиво, – но такой… доверчивый… – Она улыбнулась, и я увидел, как болезнь начала быстро-быстро уползать с ее лица, собралась на макушке и растаяла над маминой головой, как поднимающийся из трубы легкий дымок.
Мама принялась молоть перец, а я отправился на ферму. Когда стемнело, ко мне заявился Спайк на доисторическом мопеде, одолженном у приятеля. Мопед был совсем никакой, передняя фара расколота, все сиденье в дырках. Одно крыло держалось на единственном винте и дребезжало при езде, а пердел этот драндулет, как небольшая петардная фабрика. Спайк поставил мопед за трейлером и постучал в дверь. Наверное, мне следовало послать его подальше, но он смотрел на меня, как больная бездомная дворняга, остановившаяся в дождь у темного крыльца.
– Можно войти? – спросил он.
– Валяй.
Спайк сел за стол, а я вытащил из холодильника пару бутылок пива. Я вскрыл свою ногтем и жадно присосался к ней, а он только вертел бутылку в руках, тер наклейку и шмыгал носом. Он выглядел совсем забитым, потерянным, поникшим. Я рассказал ему о стрельбе около придорожного кафе и о том, как Диккенс взял меня в заложники… Я думал, он будет ахать от ужаса, но он только спросил:
– Так чё, выходит, моему фургону конец?
– Похоже на то, по крайней мере последний раз я его видел обернутым вокруг столба.
– А дурь?
– Тебя все еще интересует дурь?
– Нуда.
– Это вещественное доказательство. Скорее всего, ее отвезли в полицейское хранилище.
– Ах вот как, – сказал он.
– А чего ты ожидал?
Он покачал головой, глядя в пол, почесал голову и пробормотал:
– Уеду я отсюда на фиг.
– А куда?
– Все равно куда… Может быть, в Уэльс. Там я хоть на работу устроюсь.
– Наверное, устроишься, – сказал я, – но это значит, что ты решил сбежать. Раньше ты никогда не бежал от неприятностей.
– Да плевать мне! Я от всего этого устал.
– Вы только послушайте его! Ты устал?
– Да. – Он наконец открыл бутылку и сделал глоток.
– Интересно, а как, ты думаешь, чувствую себя я?
– Не знаю.
Я рассказал ему про угрозы Диккенса и дал пощупать желвак на макушке.
– Они собирались меня убить!
– Вот дерьмо!
– Не без того. И все из-за твоей проклятой дури.
– Ладно, я точно уеду в Уэльс… – Он помолчал, сделал еще один глоток и выдохнул сквозь сжатые зубы: – Не могу я здесь больше оставаться. Боже, что я за гребаный идиот!
Я готов был с ним согласиться, но в этот момент в дверь постучал мистер Эванс. Я открыл, и он спросил меня:
– Эллиот, ты сейчас свободен?
– Да, а в чем дело?
– Мне только что позвонил мистер Робертс. – Мистер Робертс работал управляющим на соседней ферме. – Там две наших коровы проделали в изгороди дыру. Он отвел их к себе во двор.
– Хотите, чтобы я сходил забрал их?
– Да, если тебе не сложно.
– Сейчас схожу. – Когда я произнес эти слова, я почувствовал, как что-то необъяснимо странное зашевелилось прямо в центре моего живота и разбежалось по рукам и ногам. Может быть, то, чего я ожидал все эти двадцать с хвостиком лет, заползло наконец внутрь, как паук заползает в постель, медленно, старательно перебирая тонкими лапами, ощупывая воздух впереди себя, вращая дюжиной всезнающих глаз. Волшебное существо, мягкое и жуткое, с тисками во рту и программой в голове. Оно двигалось по моим жилам, плескаясь в моей крови, и я почувствовал себя легким, пружинистым, упругим, готовым ко всему. Я встал, вытащил еще одну бутылку для Спайка, велел ему не высовываться и вышел в ночь, вооруженный палкой и фонарем.
Ферма мистера Робертса находилась подальше за дорогой, в самой низкой части долины, не доходя моста через реку, и продолжалась на другой стороне реки. Я шел быстро, постукивая палкой по изгородям, высматривая первые появляющиеся в небе звезды. Где-то ухнул филин. Кто-то – то ли лиса, то ли барсук – шмыгнул в темноту прямо из-под моих ног. Опять заухала сова, а вдалеке, ближе к мельнице Столи, глухо взревел двигатель машины.
Я дошел до калитки в изгороди, вошел на поле и оглянулся на ферму мистера Эванса. Свет в трейлере горел, я даже разглядел голову Спайка – темный силуэт на фоне окна. Тут Спайк протянул руку и задвинул занавески. За холмом мелькнули фары автомобиля и пропали. Я пошел дальше. Совы перекликались в лесу. Мама когда-то говорила мне про сов и про их перекличку, но я не мог вспомнить, что именно. Наверное, что-нибудь связанное с судьбой или с древними обрядами. А может, и нет. Я зевнул. Двигатель снова взревел, на этот раз немного ближе, а затем заглох, и больше я его не слышал.
На мосту я остановился и перегнулся через перила, чтобы посмотреть, как булькает вода, перепрыгивая через камни. С деревьев на меня разноголосо орала стая грачей. В воздухе пахло горелыми листьями.
Я ступил на тропинку, ведущую к ферме мистера Робертса, и, когда дошел до ворот, его собака залаяла. Собака колли, здоровенная, с обтрепанными ушами, бегающая на длинной цепи по всему двору. Я подошел к задней двери и постучал. Мистер Робертс, невысокий мужчина с удивительно белыми зубами, вышел ко мне в одной майке. Спущенные подтяжки болтались на уровне коленей. В зубах у него торчала неизменная трубка.
