«Надо было на перевале подремать… Что же так тяжело-то?! Вот доедем, доложусь и усну до рахимовского дембе… — Он снова ловил выпадающую изо рта сигарету. — Нет, на перевале нельзя было, опять отстали бы. А сейчас хоть они за нами где-то едут. Пусть едут… — Голова клюнула. — Да что ж такое! Как паралитик, блин, ну не могу…» — Он медленно затушил сигарету на кулаке левой руки, намеренно причиняя себе боль, как единственный оставшийся вариант включения резервных сил организма. Немного помогло. Поморщившись, он спустился в бэтээр.
Рахимов спал. Леха включил зажигание, посмотрел на приборы: «Норма». — И поехал дальше, медленно проныривая извилистые повороты.
Километров через десять горы отошли в стороны, и они выкатились на более-менее открытое пространство. Рахимов проснулся. Он заерзал по полу, обнаружив себя в совершенно непотребной для несения службы позе.
— Уже едем, командир?! — удивленно спросил он, протирая глаза.
— Едем. Передохнул?
— Ага! Чего не будил?
— В качестве поощрения. Считай, что в увольнительную сходил! Как там? Чего видал?
— Ничего не видал. Темно спал. Крепко! — Он довольно потянулся. — Командир, а нам тут увольнение давать будут?!
— Не знаю, — задумчиво ответил Леха, а затем воскликнул: — Ой, не знаю! А куда тут шлындать? Кто был никем, тот станет чем?! И вообще, на что тебе, женатой фрикадельке, увольнительная?!
Немного отдохнувший, повеселевший Рахимов снова душевно запел неизвестно про что, покачиваясь на сиденье стрелка и притопывая ногой. По сторонам дороги на невысоких холмах раскинулись поля. Они ютились на небольших наползающих друг на друга террасах, издали напоминая множество консервных банок, красиво расставленных под стеклянными витринами советских продуктовых магазинов.
На трассе стали попадаться встречные афганские машины и автобусы, набитые до отказа местной разноцветной публикой. Это наводило на мысль, что войска уже освободили дорогу. И действительно, никто из военных их больше не обгонял. Все, в общем, говорило о скором окончании пути. Оставалось проехать, если верить расчетам лейтенанта, километров двадцать-тридцать, не более.
Дорога расходилась в разные направления, огибая с двух сторон низкорослую горбатую гору. Леха сбросил скорость. У самой развилки ютилось глинобитное строение с маленьким квадратным окном, похожее на сарай. Рядом с ним стоял военный грузовик «ГАЗ-53» с афганскими номерами.
На звук бэтээра из-за машины выбежали двое вооруженных афганских солдат.
— Шурик, спроси у них дорогу, — сказал Леха, подъезжая ближе.
Они выглянули из люков, и Рахимов заговорил с афганцами. Отвечал один из них, среднего роста с плоским узкоглазым лицом, рукой указав направление движения. Другой, высокий худощавый остроносый афганец, равнодушно молчал. Он прохаживался у машины, посматривая на дорогу, не проявляя никакого интереса к подъехавшим шурави.
— Говорит, туда надо ехать, — сказал Рахимов.
Афганец согласно кивал, глядя на них, и продолжал махать рукой, указывая им направление движения.
— Ну, тогда поехали. Чао, хлопцы! — махнул афганцам Леха.
Они свернули направо. Дорожный пейзаж изменился. Высокие скалы остались далеко позади, там, где местное население уже, наверное, полностью растерзало брошенный войсками «КамАЗ». На смену им пришли приземистые холмы с налетом скудной растительности. По левой стороне из распадка вывернулась мутная речушка. Повторяя изгибы дороги, она обгоняла их быстрым течением. Вдоль желто-серой с примесями глины воды тянулась ровная и широкая галечная полоса. Справа дорогу ограждал пологий, поросший деревьями и кустарником склон. Через несколько километров асфальт закончился. Колеса зашуршали по гравию, который постепенно сменился крупной щебенкой, а затем вязкой рыжей грязью. На глине явно просматривались свежие следы гусениц и вездеходовского протектора грузового автомобиля.
— Наши, — сказал Леха, глядя на следы. — Недавно проехали. Скоро и мы дошкандыбаем. — Он обернулся: — Слышь, Шурик, давай хоть рожи-то свои умоем для приличия. Устал я, в сон клонит. — Он свернул с дороги, остановился на самом краю берега реки и выбрался на броню.
Вокруг было тихо. Только быстрая мутная речка бурлила и хлюпала. Они спрыгнули на гравий. Ледяная вода ободряюще-приятно обжигала лица, оставляя на них холодные желтоватые капли. Предчувствуя скорое окончание мытарств, они черпали ладонями речную прохладу, с наслаждением погружая в нее уставшие, чумазые, но довольные физиономии. В конце концов, ободренные и повеселевшие, они прислонились спинами к броне, осматривая необитаемые, поросшие голыми кривыми деревьями холмы. Тишину изредка нарушало лишь карканье стайки больших черных воронов. Птицы перескакивали по валунам на берегу реки, громко долбая клювами между камней. Рахимов швырнул в них камешек. Перепуганная стайка взметнулась и взлетела. Сделав в воздухе разворот, вороны вновь опустились на камни у воды. В полете из клюва одного ворона вывалился небольшой камушек. Он шлепнулся на прибрежную гальку и ожил, проворно засеменив к воде. Рахимов быстро настиг его.
— Смотри, командир! — Он поднес его к Лехе, аккуратно держа за лапку.
— Краб?! — Леха удивленно смотрел на серо-зеленое существо размером с половину спичечного коробка, испуганно шевелящее тонкими лапками. — Откуда? Тут же моря никакого нету, я сам карту разглядывал!
— Речной краб. Такой бывает в горный речках, — со знанием дела пояснил Рахимов, перекатывая крабика с ладони на ладонь.
Леха потрепал Рахимова за плечо:
— Ну, что, Шурик, считай, добрались? Наши, видать, уже недалеко. Мне в этих краях, между прочим, больше нравится. — Он повел взглядом. — Деревья, речушка. Обживемся, может, и на рыбалочку у Иванова отпросимся.
— Хорошо. — Рахимов бросил краба в реку. — Горы небольшие, все видно. Летом хорошо будет, деревья зеленый станут. А осенью домой пойду, дембель. Фотоаппарат надо. Снимок на память делать. Всем дома покажу.
— Найдем фотик, не переживай. Нащелкаем тебе на альбом.
Вороны в стороне вновь громко и беспокойно закаркали. Они носились по камням всей стайкой, выискав новую добычу.
Леха не обращал на них внимания, поглядывая по сторонам.
— Глянь, командир! — Рахимов тронул Леху за локоть. — Глянь! — Он указывал на царящую у воды кутерьму.
Леха посмотрел на берег. Вороны гоняли по камням небольшую птичку, похожую на воробья, зажавшую в тонком длинном клюве увесистого краба. Она не желала расставаться с добычей, но и взлететь вместе с этим грузом не могла. Перескакивая по камушкам, махая своими маленькими крыльями, она уворачивалась от острых вороньих клювов. В конце концов она выпустила краба и завалилась набок от настигшего ее удара, беспомощно распустив в стороны крылья.
Рахимов замахал руками и побежал к берегу, распугивая воронью стаю.
— О-о-о-о! О-о-о-о! — кричал он на бегу.
