— Мы не должны тут околачиваться, если они за нами следят. Я ничего такого не заметила, а ты?
— Они могут быть где угодно, например, на одном из тех зданий вот там. Они ведь не зажгут опознавательный неоновый свет? Они работают в тени, через свои приборы находят особые мишени и потом подстреливают тебя, когда ты этого совсем не ожидаешь. Пока на это дано официальное разрешение, это законно, и они могут обмануть тебя как угодно. Там сидит какой-то псих с навороченной винтовкой, навел на наши лица невидимый прицел, с крестиком или чем-то еще, и у него чешутся руки, он медленно передвигает прицел с меня на тебя и обратно, снимает с предохранителя, он готов пальнуть в каждого из нас, разнести наши головы на куски.
— Не надо, — сказала Руби, передергиваясь и вглядываясь в тени.
— Я серьезно. Не надо ничему удивляться. Какой-то официальный киллер сидит там и рассматривает чудаков, думает, что ему с нами делать, видит, что мы перекуриваем, и чувствует себя превосходно. Видимо, считает, что мы бродяги, знает, что мы не террористы, просто ищет предлога, чтобы дернуть курок и уничтожить нас. Он сделает это беззвучно, потом придет сюда и заберет тела, и никаких вопросов задано не будет.
Руби не знала, верить этому или нет, не думала, если честно, что так происходит, но всякое было возможно, взрывы самолетов потрясли весь мир, и может быть, те люди не хотят этого допустить, не дать террористам ни единого шанса, но нет, в чем тут фишка, что они с этого получат? Предупредительный знак был ярким и отчетливым, и даже если снайпер и его коллеги не собирались стрелять в Руби и Чарли, они все равно на них смотрели, ты такого сорта человек, что за тобой должны следить шпионские камеры, ты идешь по центральной улице, через участки, эти магазины могут быть ограблены, даже в некоторых клубах есть кабельное телевидение, да какая разница, если ты в толпе людей и можешь слиться с кем угодно, но здесь ты на открытом пространстве, оторван ото всех, и это их вдохновляет, и что делает пребывание здесь на крыше прекрасным, так это еще и страх. Они оставались на месте, и она была напугана, страх рос, их только двое, их жизни в руках кого-то, кого они не знают, их жизни в руках палача, и в любую секунду он может нажать на курок, и со всем будет покончено.
— Почему мы не едем? Мне здесь не нравится.
— Все в порядке. Просто мысли вслух.
— Нет, они придут, чтобы донимать нас, и сделают из этого шумиху в газете. Теперь здесь жутко. Все изменилось. Я не хочу думать о снайпере.
Чарли засмеялся и завел мотор, и она знала, что он тоже, как и она, хочет уехать отсюда, но, как и все мужчины, он должен надеть храброе лицо, притвориться, что это его не волнует, и сначала он сделал круг по крыше, выворачивая на ходу руль из стороны в сторону, и потом они съехали вниз, и страх ушел, она знала, он был беспричинным, просто приступ паранойи, и она была рада, что Чарли привез ее сюда, это было восхитительным местом. Он заплатил, и они покинули парковку, потерялись в потоке машин.
— Поедем попьем кофе?
Руби кивнула, снова счастливая, когда они взбирались на шоссе, огни машин сияли, а потом вытягивались вперед. Было спокойно, и она слышала гул генератора, экраны автоматов показывают скитальцев, снующих в космосе, герои истребляют чужаков, рычаги управления несут тысячи отпечатков пальцев тысяч игроков, и Руби знала, что все, что есть в ДНК, остается в маленьком пятнышке, но ни одно из них не годится для рассмотрения в суде, потому что все смешались, и они вошли в кафетерий и купили два кофе и по пирожному, сели рядом со стеклянной стеной, смотрели на шоссе, и Руби наклонилась и стала вдыхать пар от кофе, чувствовала жар на своем лице.
— Я надеюсь, что в один прекрасный день я куплю этот «Кадиллак», — тихонько сказал Чарли, чтобы несколько человек, сидевших вокруг них, не могли этого услышать, семья рядом с дверью, пара водителей грузовиков, пара тинейджеров, сидящих в молчании. — Если он у меня будет, я тебя на нем покатаю.
Руби не знала, понравится ли ей это, и они прошли мимо, все обернулись на них, но в любом случае это мечта, как тот щенок в магазине, мечта, которая никогда не сбудется в реальности, мечта, чтобы помечтать. Она погладила его по руке, лежащей на столе.
— Мы не сможем заехать на крышу парковки, если ты будешь водить «Кадиллак». Он не впишется. Мы останемся там навсегда, помятые, с ободранной краской, испортим красивую машину.
— Я никогда об этом не думал.
Неожиданно он погрустнел, в первый раз с тех пор, как она с ним познакомилась. Даже когда лежал в больнице и ему промывали раны, он был в хорошем настроении, это не в его характере — грустить, еще одна причина, по которой она чувствовала, что они одинаковые, они оба чаще ищут позитива, чем негатива. Она знала, он думает, что никогда не будет иметь эту машину, как будто ей даже не нужно было с ним говорить, она могла читать его мысли, и Руби заглянула в его глаза, и он рассмеялся, и улыбнулся, и допил кофе, послышался рев мотоциклов, все обернулись и увидели, как к кафетерию подъехали байкеры — Ангелы Ада. Ангелы купили три чая и сели рядом с дверью, не спуская глаз с трех сияющих «Харлеев», стоящих снаружи. Руби не могла не заметить, как здесь спокойно, действительно тихо, как в библиотеке или где-то еще, семья поднялась и ушла, Чарли держал ее руку и, может быть, думал, хочет ли она еще кофе, и снова был готов говорить с ней.
Мистер Джеффрис проверил часы и закрыл файл, над которым работал. Он отпер ящик и вынул особую шкатулку, провел пальцами по тику. Потер маленькое пятно. Это была заметная отметина, и он намочил палец и нажал сильнее, а потом отполировал дерево своим платком. Когда поверхность стала чистой, он поставил шкатулку на стол. Это был подарок отца, антикварный, и поскольку он много значил для мистера Джеффриса, он любил саму шкатулку больше, чем ее содержимое.
Джонатан открыл крышку и залюбовался светом, который разлился над сосудом шприца, лежащего внутри, классический инструмент с незапамятных времен. Он покоился на бархатной подкладке. Мистер Джеффрис наслаждался тем, как шприц лег в его руку и стал продолжением тела. По сравнению с ним пластмассовые шприцы были игрушками. Дешевые и разовые, в соответствии с духом времени. Высокие стандарты повсеместно разрушались, и его делом было обратить внимание людей на традиционные ценности. Этот шприц возвращал его в те времена, когда общественный порядок был строг, а медицина была скорее храбрым экспериментом, нежели человеческим правом.
Он вынул инструмент из коробки и завернул его в новенький кусок замшевой кожи, который купил у одного из служащих гостиницы, мывшего его машину. Магазин был под стать отелю и специализировался на престижных автомобилях. Этим любопытным бизнесом занимался сикх, на которого работало бесчисленное количество скинхедов в синих униформах. Замша привлекла его внимание, и теперь он завязал ее длинным шнуром, специально вымеренным и отрезанным. Он сунул этот сверток в левый карман своего пальто, плотность замши защищала его от укола иглы, впрочем, иглу он отвернул от тела. Джеффрис отставил на место шкатулку и достал пузырек с жидкостью. Положил его в правый карман. Положил шкатулку обратно в ящик и повернул ключ, поставил клавиатуру на стол и покинул офис, предварительно убедившись, что запер дверь. Он старался оставаться спокойным, хотя не мог справиться с неким возбуждением. Он остановился и досчитал до двадцати, а затем продолжил прогулку.
