Решение решений
Дилемма: большинство наших проблем неразрешимы – вы можете метаться по улицам и рвать на себе волосы, от этого ничего не изменится в вашей жизни, но в большинстве цивилизованных стран вы не пройдете по той же улице и сотни метров, чтобы не набрести на оазис, таящий в себе некий запас бутилированной жидкости, и если вы разрешите себе глоток-другой, бремя вашего «я», а вместе с ним и проблемы тут же от вас отступят.
Жерар в старой гавани 1.2
– Ну, Эдди, как ты? Я листал твои книжки. Они довольно забавны... Кто их тебе писал?
Жерара мне упрекнуть было не в чем.
Первую книжку пришлось написать моей редакторше, по той простой причине, что от меня самого толку было как от козла молока. В равной мере и вторая вышедшая под моим именем книга была свободна от присутствия каких-либо творческих соков, выделенных мной: разбирая на правах душеприказчика вещи в комнате Уилбура, я раскопал рукопись, о которой он, должно быть, забыл. Перед смертью шеф упорно настаивал, что от него не останется ничего длиннее абзаца.
Рукопись была посвящена внушающей ужас школе логиков, процветавшей в средние века под сенью Парижского университета (в 1136 году – ровно за год до того, как император Иоанн II показал Занти, где раки зимуют – Иоанн Солсберийский изучал там логику, чтобы, вернувшись в стены университета через двенадцать лет, застать бывших наставников за дискуссией вокруг той же самой проблемы, которую они обсуждали еще в бытность его студентом. Право, я не слишком удивился бы, узнав, что они и по сей день сидят все в той же зале, исступленно препираясь, забыв обо всем на свете за тончайшими нюансами дефиниций – в том числе забыв умереть. Обратитесь к Падуанской школе и аристотелианцам вроде Марка Антония Зимары и Джакомо Забареллы, заигравшихся в бисер бессмертного интеллекта, чтобы представить себе такого рода попытки укусить себя за хвост.
220 стр. Изрядно.
Напечатать книгу – штука непростая. Рукопись – вполне респектабельная, все же не была эпохальной книгой, но у нее было одно несомненное достоинство: она уже была перепечатана. Моим первым порывом, когда я ее раскопал, было тут же связаться с издателем, а там пожинать славу и наличные, однако я размяк и не уступил с ходу этому побуждению, лежащему в основе всех наших поступков.
Прежде всего я куда-то ее засунул. Через год я вновь обнаружил ее – она завалилась за обивку кресла. Две недели ушло на перепечатку титульной страницы и адреса – не мог же я отправить рукопись в издательство в неподготовленном виде. Уик-энд был съеден угрызениями совести, уязвленной моими пиратскими действиями, чисткой стиля, призванной придать книге хоть какие-то черты моего интеллектуального отцовства, – последнее выражалось в том, что я внес правку ручкой, заменив некоторые глаголы на синонимы помоднее. Месяц я покупал конверт, а купив – тут же потерял. Месяц или около того я пытался его отыскать, затем еще месяц понадобился на то, чтобы купить новый. Столько же – чтобы отнести посылку на почту. Собственно, я так и не отправил рукопись. Я забыл ее в поезде (насколько я понимаю), однако доброхот, нашедший мою посылку, послал ее по указанному на конверте адресу, потому что в конце концов я нашел в своем почтовом ящике издательский договор. Я могу быть чертовски настойчив, если захочу.
Способность Фелерстоуна принимать факты на веру объявила по этому поводу забастовку. Все аспиранты и студенты старших курсов были приглашены им на своего рода прием; он изобильно потчевал гостей шампанским, копченым лососем и олениной и тщетно допрашивал их, пытаясь выяснить, кто же все-таки стал жертвой подкупа, шантажа-или-лести с моей стороны и подрядился написать эту книгу. Но он доставал расспросами совсем не тех, кого нужно; человек, знавший, что к чему, (a) был забыт, (b) умер.
О чем я не напишу 1.2:
Жерар в старой гавани 1.3
Жерар резал правду-матку, не стесняясь моего присутствия. Я уже накормил его и чувствовал себя довольно неуютно, сидя напротив старого приятеля на жестком стуле; он переключился на английский, отчего его манера говорить стала еще жестче.
– Не надо делать резких движений, Эдди. Назад из ада дороги нет, а сковородка под задницу для нас там и так найдется. Отправиться в ад – прямиком, без пересадок, в любой момент, из любой точки планеты – ты можешь всегда. Без всякого предупреждения. Будь ты в Арктике, будь ты в открытом море. Ад для одного, скроенный по индивидуальной мерке, похожий на одиночную койку где-нибудь в больнице: и капля серы не упадет на твоего соседа. Ад, проклятый как Зангарская пустыня, – при этом соседу не перепадет ни песчинки. Эх... Молчи, Жерар, молчи!
О чем я не напишу 1.3:
Жерар в старой гавани
Тут он перешел на немецкий.
– Давай закажи что-нибудь подороже! Не забывай – ты философ первого ряда и к тому же еще подрабатываешь ограблением банков!
Я был несколько удивлен – он-то откуда знает? Даже в те времена, когда Жерар запоем читал все подряд, он практически не тратил времени на газеты. «Если это имеет хоть малейшее значение, я прочту об этом в книге».
Когда мне удалось разыскать Жерара в прошлый раз, он жил в хижине, в деревеньке, где не было электричества, водопровода и прочего – тамошним жителям исторический прогресс и достижения цивилизации были до лампочки, – на промышленную основу там было поставлено только распределение виноградной крови для жаждущих. В те времена, когда мы жили в Тулоне бок о бок, он немало сделал для того, чтобы обзавестись этакой представительной дородностью. Теперь мы являли собой разительный контраст: я раздался до комплекции пивного бочонка, он же выглядел (зоотомически) так, словно с его костей некие производители филе срезали все мясо или – пользуясь сравнением, которое не заденет нежные души вегетарианцев – как старательно обгрызенная сердцевина яблока. В этом возвращении Жерара из небытия (или мое возвращение, если хотите) было нечто, неуловимо напоминающее ощущение, когда вы разглядываете любимый сандвич, купленный в закусочной на углу: сверху тоненький ломтик дружбы – но в этот раз политый какой-то неизвестной вам (и малоприятной) приправой.
– Итак, Эдди, ты собрался покинуть сей мир в дыму и пламени, под залпы салюта, устроенного в твою честь солдатиками из расстрельного взвода? Пожалуй, я тебе завидую. – Он извлек из кармана мятую газету (к газетным сообщениям он обращался как к самому последнему подспорью), развернул ее, разгладив первую страницу – на ней красовался комментированный анонс нашего грядущего тура по банкам Монпелье. – Ад, Эдди, будет тебе в самую пору – будто по твоей мерке кроили.
Я хотел спросить, а у него-то что за проблемы, но вместо того у меня вырвалось:
– Ты, я вижу, сидишь за тем же столиком.
– Угу. Сказал бы я пару ласковых о мире, где цепляешься за привычный столик в кафешке, но, честно говоря, тебе повезло, что ты меня тут нашел. Я, так сказать, только что вновь получил здесь права гражданства – много лет мне даже в этом было отказано. Долгая жизнь имеет свои преимущества: запреты и те остаются в прошлом. В Тулоне появилось новое поколение барменов и завсегдатаев злачных мест. Они уже не зовут полицию при одном только моем появлении на пороге и не суют какому-нибудь бугаю мелочь в ладонь, чтобы тот расквасил мне нос.
