— А Ира? Она видела меня.
— Ира была в бредовом состоянии. Если и вспомнит, то ей вряд ли поверят.
— А как же остальные? Феликс, Смольская…
— Насколько мне известно, коллеги не могли видеть твоей смерти. Они впали в кому значительно раньше. Так ведь?
— Да.
— Жаль, что мне не удалось забрать Феликса. И оставить его в Африке нельзя было. Без помощи он умер бы.
— При чем здесь Феликс? – удивилась я.
Илья отправил в рот кусочек мяса и тщательно пережевал. Пес, облизываясь, тихо заскулил.
— Знакомы, — продолжил Илья, — и достаточно давно. Феликс – мой старый друг. Я знал, что вы едете в Африку. И даже хотел напроситься с вами. Но экспедиция была секретной, меня бы не взяли. Потом случился весь этот ужас тут, вы не возвращались. Позвонила твоя мама, а дальше я тебе рассказывал. Пришлось ехать за вами. Тебе лучше было остаться в Африке.
— Послушай, а чего это ты за меня решаешь, где мне остаться, а где нет? Что ты, что Феликс – два сапога пара. Не ваше это дело, что мне делать! И вообще, зачем ты все это затеял? Я не просила. И что теперь? Почему я должна жить под чужим именем?
— Я ничего за тебя не решал. Я дал тебе право выбора. Теперь ты сможешь начать все заново, если захочешь. Если ты решишь остаться Анной-Амалией, то дней через пять можешь вернуться в Центр и сказать, что я тебя похитил, что, собственно, так и есть. К тому времени я буду в Африке. Вряд ли меня станут искать.
Илья встал из-за стола, взял миску собаки и насыпал туда корма. Пес, не очень довольный сухой альтернативой жареному мясу, все же с аппетитом принялся за еду.
— Только давай так: ты решишь, что тебе делать чуть позже. Сейчас мы поедем в город, попробуем узнать, где искать твою маму. А потом ты будешь вольна поступить так, как считаешь нужным. Договорились?
— А зачем искать маму. Она в Центре. Нужно просто съездить туда и забрать ее. Но тебе ее не отдадут. Только мне… а я, получается, мертва.
— Не все так просто. Твоей мамы в Центре может уже и не быть.
— Почему это?
— Кушай, говорю тебе. Все расскажу в машине, по пути. Да, и не забудь взять с собой новый чип. Пока положи его в карман, а еще лучше спрячь под повязку на руке.
После обеда мы вышли из дома. Как и говорил Илья, на огороженном участке земли среди деревьев и разросшихся кустов стояла ветхая хибарка. Если не знать наверняка, трудно даже предположить, что здесь кто-то живет.
Мы сели в машину и, петляя по узкой дороге, выехали на центральную магистраль. Обычно машин там — не протолкнуться. Но сейчас на несколько километров вокруг не было ни одного автомобиля. По пустой дороге мы гнали под сотню километров в час.
Как только мы подъехали ближе к городу, нас остановил дорожный патруль. Илья вышел из машины и пару минут разговаривал с инспектором. Тот долго не хотел пропускать нас, отрицательно качал головой, отворачивался, давая понять, что разговор окончен. Тогда Илья, оглядевшись по сторонам, быстро сунул ему что-то в карман. Наверное, деньги. Инспектор еще немного помялся и махнул рукой, что машина может проезжать.
Илья быстро сел за руль и нажал на газ.
— Что, деньги дал? С чего вдруг они взятки брать начали?
— Это не взятка. Это подарок. Шоколад.
— Не поняла…
— Сейчас за деньги мало что купишь. Расплатиться можно или продуктами, или медикаментами. Я же говорил тебе, что в стране проблемы с продовольствием. Так что тот кусок мяса, который ты ела, теперь на столе далеко не у каждого, — сказал Илья и свернул на другую улицу.
На фоне сочной молодой зелени и цветущих деревьев разоренный город выглядел плачевно. Улицы давно не убирали. Везде валялось битое стекло и мусор. Ветер гонял по улицам клочья рваной бумаги. На углу перекрестка дымился каркас сгоревшей машины. На лужайках молодой травы то тут, то там чернели следы пожаров. Выбитые окна домов скалились острыми осколками.
Редкие прохожие, оборачиваясь нам вслед, долго провожали машину взглядом. Проезжая мимо магазина, мы увидели, как толпа подростков беспрепятственно громит витрину.
— Что здесь творится? Смотри, что они делают. Где милиция? Где патруль?
— В магазинах уже ничего нет – давно все вынесли. А это просто шпана хулиганит. Но лучше их не трогать. Проломят голову битой, и никто разбираться не будет.
— Где люди? Почему дома пустые?
— Кто-то уехал, кто-то прячется. Все сильно изменилось за последнее время. Самое ужасное, что теперь так везде. По всей Европе. Демонстрации, беспорядки, убийства, мародерства…
Я была потрясена. Неужели всего за два месяца могло случиться такое? Мир сошел с ума.
— «Горе же беременным и питающим сосцами в те дни» — сказала я, вспомнив строчки, прочитанные в самолете по пути в Африку.
— «Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам; все же это — начало болезней», — продолжил Илья. — От Матфея Святое Благовествование. Как точно сказано, да? Похоже, мы стали свидетелями конца. Народ восстает против народа. Голод не за горами, болезни тоже… То ли еще будет.
— Илья, куда мы едем? Что теперь нам делать? Если я лично не появлюсь в Центре, забрать маму не получится. Я пойду туда. Сейчас разумней отсиживаться там, под землей, в тепле и сытости, с круглосуточной охраной, чем шляться с тобой по разваленному городу. Правительство еще может все уладить. Тогда получится, что ты оказал мне медвежью услугу, заочно похоронив.
— Я же тебе сказал, если все не так плохо, как кажется, ты всегда успеешь объявиться и свалить все на меня. А если ничего не изменится к лучшему, то ты избавишься от многих проблем. По крайней мере, с большей долей вероятности сможешь покинуть Европу. А по поводу твоей мамы… когда я разговаривал с этой, как ее… Андрианой и просил отдать мне твою маму, она отказалась. Ты же сама взяла с них подписку, что пока не вернешься из экспедиции, твоей маме будет гарантирован уход и медицинское обслуживание. И я подумал, а что если ты не вернешься? Разве станут они держать у себя лишнюю проблему, лишний рот и обузу? Вряд ли… Так что, сейчас мы едем в Центр. Я попробую встретиться с Андрианой, отчитаюсь о поездке в Африку, верну ей видеодневник Феликса, несколько урезанный, разумеется, и попрошу отдать мне твою маму.
Да, это могло сработать. Но я не понимала, зачем нужны все эти хитросплетения. Можно же решить все гораздо проще. Хотя в чем-то Илья был прав. Если бы я вернулась с Африки живой и относительно здоровой, то мы с мамой так и остались бы заложниками Центра. Вряд ли бы мне дали право выбора. Да и никакого патриотизма относительно работы в Центре я не испытывала, если припомнить, как, собственно, я туда попала. Разве это была не моя мечта, вырваться из этой клетки, забрать маму и жить свободно, без шантажа и страха, что кто-то может снова распорядиться моей жизнью как захочет? Я давно ждала такой возможности. Илья предоставил ее мне. Надо рискнуть. Если получится, я снова стану хозяйкой своей жизни.
