Она прекрасно видела, как он волнуется, трясется. Что ж тебя как колотит-то, мужик, а?.. И вроде бы ты мужичок не из робких. Видывали мы с тобой, Бахытик, виды. Рита забросила мокрые волосы за спину, выгнулась, хрустнув пальцами сухих, изящных, как виноградные лозы, рук. Она откровенно любовалась волнением мужа. Она улыбалась. Она смеялась над ним.
Сложи рот печально, не показывай виду, что тебе весело.
— Что за баба такая?.. Вечно вы с Зубриком увязаете в бабах. Когда я за тебя выходила, я не думала, что ты будешь таким бабником.
Она вздрогнула, вспомнив, как, при каких обстоятельствах она выходила за Бахыта Худайбердыева замуж.
— Ты ее знаешь. Люба Башкирцева.
Рита расширила глаза. Волосы черными змеями полезли ей на лоб.
— Что-о-о-о?!
— Не устраивай мне скандал, пожалуйста. Погоди. Мы все обговорим спокойно. Да, это Люба. Только один вопрос, Рита. Один вопрос. Ты ведь у меня очень наблюдательная женушка. Очень. — Он наклонился к ней и осторожно погладил ее по смуглой руке, высовывающейся из белоснежного махрового рукава. — Как тебе кажется, Ритуля, Люба Башкирцева — настоящая или нет?
— В каком смысле? — Она воззрилась на него. Поднялась из кресла. — Ты что, выпил?..
Сощурилась. Вгляделась в его лицо, в дергающиеся губы, в моргающие нервно глаза.
— Я трезв как стеклышко.
Она вздохнула. Улыбнулась. Он, будто впервые, видел ослепительную яркость и смугло-победительное, южное коварство ее белозубой улыбки. Один зуб, глазной, уже был вставной, золотой.
— Я знала, что ты меня об этом спросишь.
— Так как?..
Ее черный, смоляной, большой, как у коровы, глаз блестел, как агат; Бахыт видел ее лицо вполоборота. Невозможно было понять, что она думает и чувствует. Она всегда безупречно владела собой.
— А никак. Ты глуп как пробка. Такие вопросы не задают. У меня ведь тоже может быть двойник, Бахыт. Как бы ты к этому отнесся? Убил меня?.. Женился бы на Рите Рейн номер два?..
Антикварные часы в гостиной, фирмы «Павел Буре» конца позапрошлого века, размеренно шуршали медным, круглым, как желто-лимонная Луна, позеленелым маятником.
Раздался стук. Десять вечера, Беловолка черт несет.
— Да! Я ложусь спать, между прочим! Завтра вставать полшестого, в восемь за мной приедет этот манекен из студии, а еще надо распеться и позавтракать!.. Ни минуты покоя!..
— Люба, — голос продюсера был странно сух и предельно вежлив. — Люба, тут к тебе госпожа Рейн. Что-то срочное. Извини, я тебя побеспокоил. Что-то важное, иначе я бы не стал…
Я не дослушала. Подскочила к двери и отворила ее так резко, что чуть не ударила ею Беловолка по лбу. Он еле успел отскочить.
— Рита? Давай ее сюда!
— Я у тебя не стюард, и ты не мисс Рокфеллер. Не зарывайся. — Он измерил меня презрительным взглядом. — Не ори, разбудишь Изабеллу, она сегодня у нас ночует. Рита! — крикнул он в полумрак анфилад, обернувшись, и отзвук голоса истаял в блеске зеркал, в матовости картин. — Проходите!
Я подбежала к зеркалу и судорожно, наспех, поправила волосы, одернула короткую черную домашнюю юбку. Эта сволочь, Изабелла, занимаясь моим имиджем, так и приучила меня ходить во всем черном. Черный цвет моих эстрадных платьев плавно перекинулся на все домашнее. Я соблюдала стиль ретро. Еще не хватало, чтобы я дома носила вуальку и шляпку с цветами, но все, видно, к этому шло.
Рита стояла у притолоки. Я, вертясь перед зеркалом, не заметила, как она вошла. Ее пышные волосы были заколоты высоко — голова была будто увенчана черной короной. Черный плащ переливался, шуршал, спадая к щиколоткам мягкими складками.
— Разденьтесь, Рита. — Я кивнула на спинку кресла. — На улице тепло? Уже весна.
Она резким движением сбросила плащ с плеч. Посмотрела на меня прямо, нахально. Я достойно встретила ее взгляд.
Мы глядели друг другу прямо в глаза, зрачки в зрачки. Нам обеим было нечего терять. Мы обе не знали друг друга никогда. Мы были друг для друга незнакомки. И мы все это читали в глазах друг друга.
— Так, — сказала Рита медленно. Я обсматривала ее изысканное платье цвета темной меди, туго обнимавшее худую танцорскую фигуру, нитку янтаря между ключиц. — Ну, здравствуй, прекрасная незнакомка. Как это тебе все удается. Мы с Любой когда-то были на «ты». Предлагаю нам с тобой тоже перейти на «ты». Как ты на это смотришь?
— Рита, вы…
Она шагнула ко мне, взяла меня рукой за подбородок. Медное платье металлически блеснуло на сгибах талии.
— Брось, девочка. Мы все не дураки. Мы, кто близко знал Любу, все прекрасно поняли с первого раза. Однако ты технична. Умеешь ходить по канату. И мастер, что тебя слепил, как Буратино, — она скривила губы в ухмылке, — тоже не промах. Ну что, будем притворяться дальше или будем говорить нормально? Как люди. Как белые люди. Как твое настоящее имя?
Она держала меня за подбородок, и ее рука была холодна как лед. А мое лицо пылало.
Мысль металась. Признаться! Беловолк убьет меня. Он же взял с меня клятву: никому, никогда, даже под пыткой. Я — Люба Башкирцева. Он и дома-то меня все время Любой называл, чтобы я, значит, в ее шкуру совсем вросла. Не признаваться! Не признаваться — глупо. Ты же видишь, что Рита догадалась. Она доперла. И теперь у тебя появился еще один враг. Рита — баба крутая. Если ей что-нибудь от тебя надо — она тебя измором возьмет. Она возьмет тебя на абордаж, она будет шантажировать тебя, пугать тебя, вытаскивать из тебя клещами то, что ей понадобится. А что ей понадобится?!
Играть дальше?! Сбросить маску?!
Я тряхнула головой, сбрасывая ее цепкую руку.
— Никак.
— Вот как? — Рита пожала голыми смуглыми плечами, высовывающимися из слишком откровенного декольте. — Я никто и звать меня никак, да? Не оригинально. Помните, подсудимая, что чистосердечное признание облегчает участь обвиняемого.
Я закусила губу. Похоже, рыбку насадили на острогу.
Времени на размышление больше не было. Я бросилась головой в омут.
— Тебе очень нужно мое настоящее имя?
— Не кусай губы, прокусишь, они у тебя такие красивые. Если знаешь имя, легче общаться. Я не могу, прости, называть тебя Любой. Как я сдержалась на том ужине, у нас дома, не знаю. Бахыту все равно, он знал тебя издали, но и он тоже заподозрил. Он пытался вызнать у меня, настоящая ты… или страз. Я ничего не сказала ему. Мужей неплохо и помучить. Да, такой страз, как ты, стоит алмаза.
Она рассматривала меня, как лошадь на деревенском рынке. Чуть ли в зубы не заглянула.