Но и тут в Машиных делах случился досадный затор. Сын еще раз, теперь уже наотрез, отказался от ежесубботних выпивок, и баллон пшеничной, купленный в январе, стоял даже не ополовиненный. Зойка победила, выбив из-под Машиного хитроумного плана опору – законное право русского мужика на воскресный отдых. Конечно, она ж Володю каждый день видит, тюкает, долбит… Тем более что праздники, даже такие несусветно длинные, все-таки кончились.
А еще сынок взял себе моду – заезжать к маме только в будние дни и совсем ненадолго. Маша-то сразу догадалась почему: так у него был веский предлог не причащаться пшеничной, даже по чуть-чуть, и не засиживаться – дел много. Швырнул матери хлеб, картошку, взял рецепты – и был таков. Нет, ни от чего он не отказывался, заехать отвезти Машу в поликлинику, свозить ее на кладбище в Родительскую субботу – нет. Старушки соседки, не видевшие своих драгоценных чад месяцы или даже годы, благостно кивали: как ни посмотришь, а машина Владимир Николаича у подъезда стоит. Заботливый… Но разве такая забота Маше нужна была? Это она хотела о сыночке заботиться…
Пришла весна, вяловатая, проявившаяся по-настоящему только к маю. А Володя принес новость… Ирка, окончившая предпоследний курс университета, собралась замуж за соученика. Пока молодые были заняты сдачей экзаменов, Володя с Зойкой готовились к свадьбе. Товарки по приподъездной скамеечке почему-то за Машу радовались. Как же – дожила худо-бедно до таких лет, внучка вон замуж выходит, может, и правнуков Маша дождется.
Но у самой Маши на душе было муторно. Правнуки!.. Все-таки получилось не по-ее – как ни старалась она, а сыновья вышли из-под ее власти, обзавелись семьями и не принадлежали ей, как она того хотела, целиком и полностью. Как крошки воробьям ей сорили: Володя приезжал на полчаса два раза в неделю, Вадик звонил пару раз в месяц. Вот и все, что Маша получила за свои материнские заботы!.. А ведь еще и счастливой ее считали другие старушки – как же! Из дома дети Машу не гнали, в богаделку не сплавляли, чтоб ее квартиру продать да пропить, пенсию не отбирали – даже за продукты платить не требовали… Да этим сынкам-невесткам просто не было до Маши дела! Перед людьми они выставлялись: мы, мол, приличные, старших уважаем!
Уже в конце мая Володя, в очередной свой приезд, осторожно, словно чего-то боясь, спросил:
– Ну ты, мам, как – на свадьбе-то у Иришки будешь?
– Чего это я там забыла? – буркнула Маша, хотя и понимала, что грубость ее неуместна – никто ее этим приглашением не обидел, наоборот.
– Чего ты там забыла? – прищурив глаза, повторил Володя. – Ну вроде как внучка твоя замуж выходит, за приличного мальчика.
– «Мальчик»!.. Скажешь еще, твоя Ирка – девочка, да? По-честному выходит, да? – На Машу дохнуло чем-то забытым, неприятным – как запах гнилой кислятины. Будто открыла на праздник банку с вареньем – а оно, оказывается, забродило, испортилось, пошло мерзкой зеленой плесенью. А банка эта последняя… И так стало Маше обидно! В груди что-то забурлило, заныло в висках… Если не сейчас – то никогда! – Ноги моей там не будет, на свадьбе вашей говенной!
– Ох, все! – схватился за лоб сыночек любимый. – Пошел я.
Он ринулся в прихожую, а Маша, чуть не задохнувшись от ярости, бросилась за ним:
– Если ты… – она сглотнула липкий ком в горле, – если ты их не бросишь… сейчас же не бросишь… я сама к этому «мальчику» пойду! К родителям его пойду!.. И скажу, что Ирка – проститутка и что Зойка твоя всю жизнь проституткой была! Вот!
– Да ты совсем с ума сошла! Отпусти немедленно!
Володя приходил так ненадолго, что даже не раздевался, и Маша мертвой хваткой вцепилась в рукав его кожаной куртки. Пальцы скользили, но Маша держалась цепко.
– Отпусти меня, старая ты гадина!
– Это кто гадина? – взвилась Маша еще пуще. – Это я гадина?! Это бабы ваши гадины!.. Я на свадьбу-то приду, ох приду! Я всем расскажу, какие вы все! Как вы надо мной всю жизнь измывались!
Володя уже отпер дверь и пытался открыть ее, а Маша привалилась к ней боком и не пускала. Маша самой себе подивилась, что сын с ней никак не справится, все дергает за ручку, хлопает дверью, а выйти не может. Так Маша его держала!
– Если ты не останешься… если со мной не останешься… я всем, всем!..
Маша краем глаза увидела в щелку двери, что на площадке стоит, жадно заглядывая в квартиру, соседка – бабка чуть помоложе Маши.
– Не пущу! – совсем уж завизжала Маша – откуда силы взялись.
– Отстань от меня, ведьма! Это ты всю жизнь нам с Вадькой поганила! Пусти!
Сын вывернулся-таки из Машиных рук, отпихнул ее – да так, что она вылетела из прихожей в комнату, споткнулась о кромку паласа и едва не повалилась на пол.
Воспользовавшись этим, сын выскользнул из квартиры. Маша слышала, как гулко стучат, постепенно затихая, его шаги вниз по лестнице.
«Все-таки сбежал… К этим сбежал… Бросил маму, бросил!»
В дверь заглянула соседка, наблюдавшая их с сыном перепалку.
– Марь Степанна, ты жива? – елейным голосом пропела она.
– Да пошла ты на…! – шуганула ее Маша, вернувшись в прихожую.
Соседка испуганно заморгала голыми красными веками – Маша слыла женщиной серьезной, воспитанной, а тут такое… Но чего тут было модничать! Все равно сегодня же эта злыдня растреплет всему дому, что Маша дралась с сыном, скандалила…
Маша захлопнула дверь, едва не прибив соседку, и заперлась на два замка и цепочку.
«А может, и к лучшему? Пусть все знают, как он с мамой обращается!»
Маша, чувствуя, что устала, доплелась до дивана и прилегла.
«Да, хорошо бы, хорошо найти того женишка, что Ирку берет!.. Порассказала бы я им, как они все надо мной измывались! Пусть бы отказался от нее… Вишь ты – выросла, выучилась, замуж собралась! А?!»
Закололо в левом боку – сердце… Маша сильно перенервничала. Сразу бы ей лекарство принять… А так не хотелось вставать…
«Да, надо того мальчонку от Ирки спасать, надо! Окрутила несмышленыша, сыкуха!.. Небось нагуляла по своим заграницам с мамочкой-то проституткой, теперь на него свой грех скинуть хочет… Ох, хитра! Вся в мать!.. И нашла ведь, в кого когти свои крашеные запустить! Об одном все девки только и думают…»
Стара Маша, немощна – а то хоть сию минуту пошла бы искать внучкиного жениха, раскрыла бы ему глаза на эту «невесту», на тещеньку преподобную, на всех его будущих родственников! А может, отлежаться, отдохнуть, попить завтра таблеточки-капельки – и получится? Предупредить того мальчонку…
Маша перевернулась на спину, чтобы было легче дышать и не так давило на сердце, прикрыла глаза.
«Посплю вот немного и…»
* * *
Владимир Николаевич, позвонив на следующее утро, сильно обеспокоился, почему не отвечает мать. Звонил потом еще несколько раз и решил все-таки зайти. Старушки у подъезда подтвердили, что вчера Марь Степанна гулять не выходила. Должно, хворает.
