Книга Девадаси - Лора Бекитт

Спальня сына раджи Майсура была огромна, таким же огромным было инкрустированное золотом и слоновой костью ложе. Стены отделаны деревянными панелями. В углах комнаты стояли большие вазы с цветами голубого лотоса. На мраморном полу лежала тигровая шкура.

Сам принц в расшитых золотом белоснежных одеждах и белом тюрбане выглядел совсем не так, как в купальне, — торжественно, величественно. На грудь спускалась массивная золотая цепь, пальцы были унизаны кольцами.

В спальне находились несколько безмолвных и незаметных, как тени, слуг, один из которых обмахивал повелителя большим опахалом из сияющих радужными красками павлиньих перьев.

Когда Амрита вошла и, не поклонившись, остановилась у порога, принц сделал небрежный жест и сказал:

— Подойди!

Молодая женщина сделала несколько шагов. Он смотрел с любопытством и едва заметной искоркой досады и злобы.

— Не стоит стараться показать, что ты не такая, как все. Мне это известно. Я не стал бы вести через джунгли обыкновенную храмовую танцовщицу. Я понял это после того, как узнал тебя. Правда, той ночи было явно недостаточно. Я не успел сполна насладиться твоей любовью.

— Любовью? — медленно повторила Амрита, но принц, казалось, не заметил ее иронии.

Он хлопнул в ладоши, приказав слугам покинуть спальню. Когда они вышли, заявил:

— Я изменил привычный распорядок. Сегодня не будет вечера в обществе музыкантов и танцовщиц. Сегодня ты, ты одна станцуешь для меня. А после останешься со мной до утра. Ты совершила проступок, сбежала с презренным слугой, но у тебя есть возможность заслужить мою милость. Я знаю, на что ты способна, каким искусным ласкам обучена в своем храме. Покажи мне все это, сполна раскрой свои тайны, и ты вымолишь мое прощение.

Амрита стояла не двигаясь и молчала. Конечно, она бы могла станцевать перед принцем, а потом разделить с ним ложе. Могла навсегда остаться в этом роскошном дворце, сделаться живой игрушкой сына раджи. Амину воспитают в храме, она станет девадаси, как и ее мать. Рано или поздно девочка забудет ту, что произвела ее на свет: слезы высохнут, как роса на траве, сердце утешится иными надеждами. Смыслом жизни девочки станет танец, а вечной любовью и вечным мужчиной — великий Шива. Она познает свою драхму и станет следовать ей. Возможно, Амине повезет, как повезло Таре, и она найдет воплощение прекрасного бога в ком-то из смертных.

В то же время она, Амрита, может отказаться, вступить в борьбу и погибнуть. В этом случае она тоже не вернется обратно. Зато не осквернит свою душу.

Принц Арджун и его богатство не могли заменить Амрите ничего из того мира, в котором она жила прежде, которому принадлежало ее сердце.

— Почему ты так смотришь? Ты должна быть счастлива оттого, что я вижу в тебе не обычную храмовую проститутку, а достойную особого внимания женщину, не покрытый позолотой булыжник, а истинный бриллиант.

Принц Арджун поднялся с ложа и сбросил с себя халат, снял тюрбан и приблизился к Амрите. Она не знала, чего он ждал, но явно не леденящего холода в глазах и не того яростного сопротивления, какое оказала женщина, едва он дотронулся до нее. Повелитель привык иметь дело с изнеженными гаремными красавицами и не предполагал, что в гибком теле Амриты может таиться столько силы.

Сын раджи рассвирепел, схватил женщину за волосы и швырнул на кровать.

— Ты, презренная шудра! Продажная тварь!

Амрита вскочила — ее лицо пылало, а глаза метали молнии — и закричала яростно и громко:

— Я не продажная женщина. Я — жена бога! Паломники целовали пол, по которому ступали мои ноги! Ты не достоин не только моего поцелуя, а даже того, чтобы я плюнула тебе в лицо!

Принц снова схватил Амриту за волосы, и ее глаза наполнились слезами от нестерпимой боли, но в следующий миг она извернулась, как кошка, схватила тяжеленную вазу и метнула в ненавистное лицо, которое в следующий миг сделалось окровавленным, искаженным, нелепым. Принц звал на помощь, сперва истошным, потом угасающим голосом, и Амрита видела, словно во сне, как в комнату вбегают люди, суетятся, вскрикивают и устремляются к ней.

Той же ночью двое индийцев из самой низкой касты шли по дороге и по очереди несли большой сверток. Несмотря на презренное положение, они время от времени появлялись во дворце, чаще тогда, когда нужно было закопать труп какого-нибудь животного.

Поднялся сильный ветер, по небу мчались обрывки туч, звезды то появлялись, то скрывались во тьме, отчего казалось, будто небеса подмигивают сверкающими серебристыми глазами.

Внезапно один из мужчин остановился и сказал:

— Это не животное, а человек. И он еще жив. Я не чувствую холода и тяжести трупа. — И предложил: — Давай посмотрим!

Второй отчаянно замотал головой.

— Зачем?!

— Потому что если там не падаль, то это не наша работа.

Он осторожно опустил мешок на землю и развязал его. Перед изумленными мужчинами предстало прекрасное женское лицо и тело в обрывках яркой одежды.

Второй индиец отшатнулся со сдавленным воплем:

— О нет!

А первый твердо произнес:

— Я не могу выбросить ее в канаву или в реку, как было велено. Ведь это не мертвое животное, а человек, женщина, и она еще жива! К тому же красива, как принцесса. Разве ты будешь спорить? Ты видел ее лицо? Боги наказывают тех, кто губит красоту, ибо они создали ее для людей. Для всех людей, в том числе и таких несчастных, как мы.

— Если мы не выполним приказ, сами окажемся в канаве, — заметил второй. — Почему-то во дворце решили избавиться от нее и не придумали ничего лучше, как поручить это нам!

Первый вздохнул, пребывая в сомнении, потом завязал мешок так, чтобы женщина могла дышать, и поднял ее на руки.

Оба замерли, услышав, а потом и увидев, что по дороге движется запряженная волом низкая повозка с какими-то тюками. Она ехала медленно, колеса визгливо скрипели. Возница бросил взгляд на прохожих и, признав в них мирных людей, продолжил лениво погонять вола.

Внезапно тот, что держал мешок, сорвался с места, догнал повозку и положил свою ношу среди поклажи.

Почуяв позади какое-то движение, возница оглянулся и привстал. Он подумал, что неизвестный бродяга хочет что-то украсть. Увидев, что руки мужчины пусты, успокоился и, не поняв, что произошло, продолжил путь.

— Что ты наделал? — прошептал второй индиец, а первый улыбнулся и облегченно произнес:

— В добрый путь. В добрый путь!