— Я пошутил, — промолвил Бьярки.
Дерзкая стойло
корова порушила.
С вороном старым
собачился ёж.
С призраком свару
могила затеяла.
Русалку бранчливую
тролль разобидел.
Крякнула мерзко
красотка хмельная.
Локи прошляпил
дивного зайца.
Жопа тотчас
посмеялась над шеей.
В викинге день
необычный в обычном
Нуждался.
— Иной раз мне мерещится в твоих строках какой-то смысл, — сказал Бьярки. — В самом деле, только остолоп назовет этот день обычным. Но для чего среди того хаоса, в какой ты окунул наш маленький спокойный мир, вдруг возникла нужда в обычном викинге, а не в герое из героев?
— Хотя бы потому, — пояснил Локи, — что героями не рождаются. Это все выдумки обдолбавшихся скальдов. Героями делают обстоятельства. Самый смирный и даже трусоватый мужичок, если его вытащить из теплой норы, припереть к стенке и лишить надежды на бегство, внезапно и ко всеобщему изумлению, в том числе и к собственному, способен посрамить самого отпетого берсерка. И когда он выдернутой из земли жердиной размечет дюжину бывалых ратников, всякий назовет его героем, а уж дело скальдов расписать его неказистую персону наивыгоднейшим образом и в ярчайших красках, добавить полтора фута росту и умолчать про опачканные портки.
— Тот случай, когда жопа и вправду потешится над шеей, — согласился Бьярки. — У всех на виду гордая осанка и пылающий взор истинного героя. А из мокрых штанов доносится ехидный голосок: «Эй, эй, не задирай нос чересчур высоко! Уж я-то знаю истинную тебе цену...»
Зерна жемчужные
влагой покрылись.
Волк опечаленный
встретился с ужасом.
Цель погубила
раскаленную задницу.
Грозный ягненок
жестоко ошибся.
Углем наполнен
залив Холостяцкий.
Берсерк паршивый
с капканом беседовал.
Слишком просторной
стала Вальхалла.
Надолго запомнит
ирландца кичливого
Мертвая роща.
— Я ничего не понимаю из этих строк, — сказал Бьярки. — Но чувствую в них что-то зловещее. Например, что от домов Откеля Разумника и Оттеля Долдона останутся одни угольки. И что Вальдимар конунг оставит по себе дурную славу в нашей долине. Ведь «мертвая роща» — это ряды бьерндальских мужей, понуро бредущие по тропе, что ведет в Вальхаллу. Грозные ягнята — вот кто они перед ирландскими ратниками.
— А почему не раскаленные задницы? — засмеялся Локи.
— И хотя там их ожидают вечный пир и вечная победоносная битва, — продолжал Бьярки с печалью в голосе, — воспоминания о разоренных дворах и оставленных пришельцам на поругание женах и дочерях, чьи ожерелья из белого жемчуга окропятся слезами, тяготят их неуспокоенные сердца.
Тоска исступленная
заледенела.
Голос нежданный
юнца призывая.
Ас никудышный
наградил Скади-Лыжницу.
Безмятежно угас
застарелый пожар.
Конунг могучий
зашелся от хохота.
Бьярки с опаской
рассматривал дверь.
Ётун тупицу
расспрашивал грубо.
Сходен был старец
с обиженным гробом.
— Стало быть, дверги тут ни при чем, — сказал Локи задумчиво. — А вот кого из асов я мог назвать никудышным? Да любого на выбор. Хотя бы даже и самого себя.
— А что это за дверь, которой я так опасался? — спросил Бьярки.
— Скоро узнаешь, — отвечал Локи. — Уж за это я могу поручиться.
Волк чуял колдунью.
Тролль малоумный
Сделал попытку
выдумать вису.
Угробил вконец
Рагнарёк медвежонка.
Пришлая сволочь
вотще егозила.
Заяц внимал
косоглазой собаке.
Виса смертельно
задела норвежца.
Сетовала
на жребий русалка.
Сосед неприятный
сырую ел рыбу.
Бьярки на первых порах
веселился,
А рыжий Фенрир
в слезах утопал.
— Разве он рыжий? — изумился Бьярки.
— Рыжий, — подтвердил Локи. — Как ирландская шлюха. Но не перебивай, тут сейчас снова будет про ирландцев.
Палец с пристрастьем
расспрашивал женщину.
Глас превосходный
с безразличием полным
