И вдруг исчез. Ну просто, как дух лесной, растворился между деревьями. Только его и видели.
— Эй, Иван! — окликнул Лопухин.
Никто не отзывался. Спустя минут тридцать Никита уже по-настоящему заволновался. Неужели все-таки бросил его бородатый? Лопухин на всякий случай проверил рюкзак: все ли на месте?
И в это время послышался хруст веток… Сначала Никита решил, что от комарья, усталости и жажды у него начались глюки: из-за деревьев вместо одного Ивана появилось целых двое! И оба бородатые, в брезентовых куртках… Правда, у одного из двоих борода была седая.
— Познакомься, парень…
Лопухин протянул руку.
— Семанович, — представился седой бородач.
— Никита Лопухин.
— Ну, милости просим!
И седой сопроводил его до поляны, на которой, к удивлению Никиты, обнаружилось несколько латаных старых палаток.
— Располагайтесь… Сейчас кашку варить будем…
Чаевничать…
И оба бородача снова растворились между деревьями.
После чая Семанович наконец повел Никиту, как он объяснил, «на экскурсию».
— Вот это и есть поле, так сказать, нашей деятельности! — в ответ на немой вопрос, застывший в глазах Лопухина, объяснил он.
То, на что указывал Семанович, было довольно большой ровной площадкой. Дерн с нее был аккуратно снят. А сама она аккуратно зачищена и размечена колышками и бечевкой. Посреди площадки на коленях стоял Иван и лопатой ровно, слой за слоем снимал землю.
— Это называется раскоп, — объяснил Никите Семанович.
— Вы археологи? — удивился тот. — Настоящие археологи?
— Ну, я-то не то чтобы шибко настоящий. Так только — помогаю, — ухмыльнулся из раскопа Иван. — А вот Семанович археолог! Черный он только.
— Черный? Как это?
— Ну, так. Для себя копает. Без разрешения.
— И давно вы здесь? Как сюда добрались?
— Да Семанович с проводником, охотником местным, пораньше прибыл, — объяснил Иван. — А я вот, вишь, немного задержался. Дела дома были.
— А где ж охотник?
— Ну, где ему быть? — рассмеялся Иван. — Известно где! На охоте. Лося подстрелит — пир будет.
Ты только в обморок не падай. Они, местные, язык, губы, глаза и прочие деликатесы сырыми едят. Да ты не волнуйся, увидишь еще это чудо в перьях… Умора, а не парень… Ханта-манса этакая! Одним словом, абориген и туземец.
Глава 5
Выходило, что Никита все-таки добрался, куда хотел… Брошенный жителями поселок, возле которого разбили свой лагерь черные археологи, и оказался той самой Тавдой. А по картам, найденным у убитого парня, по нарисованным им планам выходило, что это и есть то самое место, которое Никите нужно. Так все оно и было: нарисованные домики, деревья, река — все существовало в реальности.
С южной стороны, недалеко — метров триста — от заброшенного пустующего поселка Тавда, расположенного по среднему течению реки Пелым, и должно было находиться отмеченное крестом место. Возможно, не только на плане, на бумаге, отмеченное крестом, но и в реальности. Но как он может выглядеть, этот крест, в реальности, Лопухин не знал. Может быть, это могильный бугор, а на нем крест? А может, и в жизни точно так же, как нарисовано на бумаге: дерево, помеченное крестом?
В общем, сколько ни бродил Лопухин по лесу возле брошенного поселка между деревьями, все было без толку. К тому же для городского человека все деревья в лесу были одинаковы, и в какой-то момент, когда, выбившись из сил, Никита останавливался, выяснялось, что вроде как он топчется на одном месте.
Окончательно разочаровавшись в собственных усилиях, он вернулся к археологам и, присев на сваленном неподалеку от раскопа дереве, закурил. Курил и вполуха слушал, как Иван и Семанович бормочут друг с другом, ползая на коленках по раскопу.
— Осторожнее, Иван…
— Да я и так уже не дышу! Снимаю таким тонким слоем, уже тоньше папиросной бумаги!
— Нет, все! Убирай лопатку. Дальше будем работать кисточками.
— Думаешь, жмурик?
— Уверен.
— Баба?
— Ну, ты видишь, сколько украшений?
— Думаешь, знатная была мадам?
— Я думаю, речь вообще идет об уникальном захоронении. Возможно, это будет находка века.
— Вдруг опять жрица?
— Я уже об этом подумал…
— Ух ты…
— Да, такая красотка, до Москвы не довезешь…
Как нам ее отсюда увезти-то? Надо бы помалкивать до поры до времени… Такой материал в руки приплыл…
— Само собой, надо помалкивать…
— Слыхал? Охотник Аулен говорит, вертолет недавно вроде бы прилетал.
— Вертолет?
— Кто, что — неизвестно! Не знает он. Слышал только, что винты шумели.
— Думаешь, конкуренты?
— Все может быть!
— А знаешь что, Иван…. Убери-ка завтра с утра пораньше из лагеря этого местного охотника.
— Ты думаешь?
— Дую на воду, чтобы не обжечься на молоке!
— Неужели и его боишься?
— И очень. Если это и вправду то захоронение, о котором я мечтал, нам, если здешние прознают, голову свернут!
— Да ты че?! Они же кроткие, туземцы. Аборигены, одним словом. Белых почитают.
— Кроткие-то кроткие… А вот если бы твою прапрапрабабушку раскопали, ты бы как себя повел?
— Ну, не знаю…
— Вот и я не знаю, как они себя поведут. Это ведь исконные места их расселения. Их могилы.
Заинтересованный работой черных археологов, Лопухин подошел поближе.
На дне раскопа, и правда, лежало нечто похожее на косточки — серенькие, жалкие, хрупкие какие-то.
А все остальное, чем восхищались археологи, ну просто страх… Тоже мне серебряные украшения! Нечто невзрачное — и взглянуть-то не на что… Возможно, только наметанный взгляд специалиста и мог разобрать, разглядеть в этом какую-то ценность.
— А ты думал, подойдешь — и зажмуришься? Со дна могилы горы серебра сверкают? — усмехнулся Семанович, поймав недоуменный, разочарованный взгляд Лопухина.
— Ну, как вам сказать… — замялся Никита.
— Эти находки, парень, твоему сверканью сто очков вперед дадут! Какой-нибудь ученый или коллекционер-фанатик в Хельсинки или Будапешта выложит за такие вещи немало.
— Почему именно там?
— Ну, видишь ли, по одной из существующих научных теорий, не все с ней, правда, согласны, угрофинны, предки нынешних мадьяр и «фиников», отсюда, из-за Урала, до Европы дотянули…
