Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– Может, и умно! – произнес он с грустью. – Может, Робин, это и было бы умно. Но тогда, чем бы твой брат Эдвин отличался от вашего дяди Винсента?
– А вот это верно! – расхохотался Робин. – Эдвин пошел не в дядю. Эй, погляди-ка: ворота открываются. Не решили ли монахи взять с нас деньги за то, что мы жжем их дрова?
К сидящим возле костра мужчинам неспешно приблизились две фигуры в черных, подпоясанных белыми веревками сутанах. Оба монаха учтиво поклонились и тот, что, судя по всему, был старше, сказал:
– Мир вам, братья! Его преосвященство епископ Антоний послал нас узнать, что привело двоих путников к стенам обители? Вас застигла в пути ночь?
Робин запоздало вспомнил, что следует подняться перед особами духовного звания, но покуда он избавлялся от зажатого в одной руке крылышка куропатки и от полного стакана в другой руке, ответить успел Малыш Джон:
– Мы, милые братья, ехали как раз в вашу обитель, к его преосвященству. Да не решились стучать и отрывать вас в вечерние часы от святой молитвы.
– В таком случае, погасите ваш костер, возьмите коней под уздцы, и идемте с нами, – произнес монах. – Становится все холоднее, и даже у огня вам не будет уютно. К тому же, с запада идут тучи, наверное, дождевые, а, может быть, пойдет и снег. Мы дадим вам приют. А его преосвященству я расскажу, для чего вы приехали, и он решит, принять ли вас утром, или, возможно, прямо сейчас.
Робин встал, лихорадочно соображая, как лучше сделать, чтобы пойти к преосвященному Антонию одному, а не вместе со своим спутником. Кто ж их, знал, этих монахов, что они так вот сразу и выйдут звать их на ночлег! А если епископ узнает в одном из гонцов известного разбойника, то еще захочет ли слушать? И зачем только они поехали вдвоем? Дорога-то была совершенно безопасна!
Тем не менее, они послушно прошли за братьями в ворота и вскоре оказались в просторной пустой трапезной, где был разожжен очаг.
Гуд отошел в сторону вместе со старшим монахом, показал ему грамоту шерифа и тихо произнес:
– Шериф прислал меня к епископу по делу, касающемуся его духовной дочери, королевы Элеоноры. И дело это срочное.
Монах, казалось, не удивился.
– Если так, то ступай за мною, путник. Твой товарищ посвящен в это дело?
– Нет, – твердо ответил Робин. – Шериф велел говорить с епископом с глазу на глаз.
– В таком случае, пускай побудет здесь. Братья приготовят вам все для ночлега.
Робин видел Уорвикширского епископа только раз в жизни и то издали – это было как раз в то памятное утро, когда сражение возле реки Уз едва не стоило знаменитому разбойнику жизни, но вернуло ему брата. Тем не менее, Гуд тотчас узнал высокого, сухощавого священника, стоявшего возле окна, в одной из самых обычных монастырских келий. Простая сутана, такая же крученая веревка вместо пояса – ничто не говорило об особом положении, которое занимает здесь этот человек. Даже убранство кельи отличалось лишь присутствием большого стола с письменными принадлежностями, да большим количеством книг на нескольких расположенных вдоль одной из стен полках. Узкая, жесткая постель, ни травинки на каменном полу, конечно, никакой печи или очага. Разве что в подсвечнике, стоявшем с краю стола, горела не одна, а три высокие восковые свечи.
Монах, сопровождавший Робина, поклонился епископу и ушел. Гуд тоже склонился в поклоне и, так как преосвященный Антоний молчал, заговорил первый:
– Простите это вторжение, ваше преосвященство, но меня прислал ноттингемский шериф, сэр Эдвин Веллендер, с очень важным делом.
– Вы – его брат? – неожиданно спросил епископ.
Гуд слегка опешил. Будучи близнецами, они с Эдвином вовсе не походили друг на друга как две капли воды. Правда, теперь, без бороды, Робин показался бы похожим на Эдвина, встань они рядом. Но так вот, сразу узнать в нем брата шерифа?..
– Да, – сказал он, даже не пытаясь скрыть удивления. – Но как вы?..
– Как я это узнал? – епископ улыбнулся, доказав, что иногда даже самое суровое и аскетическое лицо может показаться веселым и мягким. – Просто я знал, что у сэра Эдвина есть брат-близнец, хотя до недавнего времени он и сам не знал этого. У меня исповедался его приемный отец, мельник Кристиан, и я знал, как сложилась судьба его приемыша.
– Вы знали, что мельник – не его отец? – не удержался от вопроса Робин.
– Я не мог этого не знать, сын мой: это я крестил вас и Эдвина тридцать три года назад, на мельнице Кристиана Кея. Тогда я был аббатом монастыря святого Доминика вблизи Лестера. Теперь, раз вы приехали по поручению Эдвина, ваше родство уже не тайна?
– Да, мессир! Для Эдвина это перестало быть тайной месяц назад, а для меня только сутки назад.
Улыбка епископа стал еще теплее.
– Я так и думал! – воскликнул он. – Шериф, вероятно, увидел крест у вас на груди и поэтому вас не убил?
Рука Робина против воли метнулась к рукояти меча, но тотчас и опустилась. Взгляд преосвященного Антония был еще мягче его улыбки, и разбойнику стало стыдно за свой порыв.
– Я узнал вас, Робин Гуд, хоть и видел только издали, – произнес епископ. – Еще тогда мне показалось, будто вы похожи на шерифа, но это могло быть ошибкой. Потом он вернулся с окровавленным мечом и сказал, что вы ушли от него, а в глаза при этом никому не смотрел. Хорошо, что Господь свел вас с вашим братом. И вам, и ему это пойдет на пользу.
– Ему уже пошло! – неожиданно Гуд ощутил, что к нему возвращается его спасительное нахальство. – В Ноттингеме ожидается бунт, шерифу не уехать оттуда, а послать к вам было бы некого, не окажись я под рукой. Да, собственно говоря, и дело, с которым он меня прислал, Эдвин узнал от меня. Вот его письмо, прочтите!
Епископ Антоний взял тугую бумажную трубку, сломал печать и, прежде, чем развернуть свиток, неожиданно подошел к посланцу и положил руку ему на плечо:
– Болит? Вижу, что болит. Садись-ка, сын мой, на постель, не то, если ты рухнешь посреди моей кельи, придется звать братьев и отвлекать их от молитв, а кого-то уже и ото сна. Садись, садись. И выпей вот это.
Робин молча опустился на узкую лежанку епископа, взял из его рук стакан, в который тот налил несколько капель какого-то зелья из зеленой прямоугольной бутылочки, и ощутил, как по телу разливается тепло, а силы начинают возвращаться, и головокружение проходит.
– Монастырские настои творят чудеса! – епископ развернул письмо и внимательно прочел его, кажется, даже два раза. – Вот, оно как! Предполагал я нечто подобное, но надеялся, что это – мое старческое воображение. Спасибо, сынок, спасибо! А теперь расскажи мне все сам и как можно подробнее.
Выслушав рассказ Робина, преосвященный Антоний вновь сделался суров. Он придвинул к столу единственный в келье стул, сел и принялся писать, отрезав тонким ножом три полоски от большого листа бумаги. На каждой из полосок епископ писал, судя по всему, одно и тоже, но тщательно и аккуратно, очень мелко, чтобы поместить на небольшой бумажке достаточно большое письмо. Потом бережно свернул три крохотных свиточка и перевязал каждый шнурком.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
