Капеллан, с кольтом сорока пяти дюймов у пояса, предложил Исмаилу еще конфет.
— Вкусные, — сказал он. — Ты давай, бери.
Конфеты оказались мятными; Исмаил бросил одну в рот. Затем пристегнул рацию за спиной и с усилием встал. Не меньше восьмидесяти пяти фунтов, прикинул он общий вес своей амуниции.
Спускаться с таким грузом было непросто, но Исмаил тренировался во время учений и научился в нужный момент расслабляться. На полпути он выплюнул конфету и наклонился над водой. В ушах засвистело, с каждой секундой все громче. Он обернулся, и тут же в семидесяти пяти футах от кормы воду взметнул снаряд. В борт катера ударил фонтан брызг, окативший пехотинцев; в темноте возникло зеленое свечение. Парень рядом с Исмаилом, рядовой Джим Харви из Карсон-Сити, Невада, дважды чуть слышно чертыхнулся и залег, прижавшись к сетке.
— Вот черт, — прошептал он. — Дура какая шлепнулась. Не верю я в это дерьмо.
— Я тоже, — ответил Исмаил.
— А ведь обещали весь остров проутюжить, — скулил Джим Харви. — Обещали заткнуть большие пушки еще до нашей высадки. Господи, вот черт!
— Скоро из Эллиса явятся крутые парни, — сказал Уолтер Беннетт из-под сетки. — Сотрут япошек в пыль своими «вертушками»,[32]не успеем мы и на берег сойти.
— Черта с два! — подал голос другой. — Дурак ты, Уолтер! Не будет тебе никаких «вертушек». Размечтался!
— Снаряд от япошек, вот черт! — все приговаривал Джим Харви. — Вот дерьмо, я…
Но снова засвистело, и снаряд разорвался в сотне ярдов от катера — из воды забил гейзер.
— Придурки! — вопил рядовой Харви. — Почему они не заткнули этих уродов?! Мы же должны были только добить япошек!
— А они все эти дни дурью маялись, все любезничали с япошками, — спокойно объяснил паренек по имени Лэрри Джэксон. — Вся эта чепуха насчет огневой обработки ни черта не значит. Они все провалили, и теперь япошки чем только не будут поливать нас.
— Вот черт! — не унимался Джим Харви. — Глазам своим не верю. Что за дерьмо здесь творится?
Десантные катера с третьим взводом на бортах продвигались в сторону Бетио. Теперь Исмаил слышал свист снарядов в отдалении. Он сел пониже, у планшира, который экипаж шлюпки во время вынужденного простоя в порту Нумеа на скорую руку оклеил фанерой. Выкладка давила на него своей тяжестью, каска закрывала голову до самых бровей. Исмаил слышал, как бодрился Джим Харви: «Ничего… наши черти уже Бог знает сколько утюжат их… Да там и не осталось никого… так… песок, дерьмо, да куча ошметков от этих япошек. Ведь все слышали, все. Мэдсен зачитывал донесение по радио, а Бледсо был рядом… и тоже слышал… это не вранье, наши в самом деле задали япошкам жару…»
Оказалось, что на море, несмотря на все расчеты, задул порывистый ветер и поднялась волна. Исмаил плохо переносил качку и уже успел пристраститься к драмамину. Он проглотил две таблетки, запив водой из фляги, и уставился в темноту поверх оклеенного фанерой планшира; он сидел в каске, но застегивать ее не стал. Под ногами гудел дизель; по левому борту Исмаил заметил три других десантных катера. В соседнем он видел пехотинцев; один закурил, и мелькнул огонек, хотя парень и прикрывал сигарету ладонью. Исмаил снова привалился к выкладке, закрыл глаза и заткнул уши пальцами. О происходящем вокруг он старался не думать.
Три часа они подбирались к Бетио; волны перехлестывали через планшир, и все промокли до нитки. Остров показался низкой темной чертой, пролегающей почти на горизонте. Исмаил встал размять ноги. Со всех точек на острове шла стрельба, и стоявший рядом с Исмаилом пехотинец пытался вычислить по своим водонепроницаемым часам, когда по острову ударят залповым из всех орудий. В другом конце катера двое отпускали крепкие выражения в адрес адмирала Хилла — тот выбрал время для начала операции так, что десанту придется высаживаться при свете дня, а не под покровом ночи. Корабли наконец начали мощный обстрел — черные клубы вздымались над островом, — и третий взвод воспрянул духом.
— Да от этих говнюков ничего не останется, — уверенно заявил рядовой Харви. — Наши пятидюймовые поработают на славу — выбьют это поганое дерьмо.
Через четверть часа, у входа в лагуну атолла Тарава, их подхватило мощным течением и понесло. Они подпрыгивали на волнах, проносясь мимо двух эсминцев, «Дэшила» и «Ринггольда», волнами огня поливавших остров; грохот стоял оглушительный, Исмаил никогда ничего подобного не слышал. Пристегнув каску, он выглянул поверх планшира и решил, что теперь ему конец. Он увидел, как далеко впереди, на берегу, взбираются вверх по склону три бронетранспортера. Они двигались под непрерывными пулеметными очередями; один бронетранспортер провалился в воронку от снаряда; другой вспыхнул огнем и замер. Не было видно ни единого пикирующего бомбардировщика, В-24 еще не подлетели. Лучше всего было затаиться, забиться куда-нибудь и держаться подальше от линии огня. Волей случая Исмаил оказался на войне в тот самый момент, о котором всегда мечтают мальчишки. Вот он, морской пехотинец, радист, штурмует береговую линию, еще немного, и он… обделается, в буквальном смысле этого слова. Исмаил чувствовал, как набухает его прямая кишка.
— Поганцы, что творят! — выругался Джим Харви. — Черт бы их побрал, этих придурков наших!
Командир отделения, Рич Хинкль из Ирики, Калифорния, с которым Исмаил сражался за шахматной доской во время стоянки у Новой Зеландии, погиб самым первым. Их катер вдруг напоролся на риф — а до берега было больше пятисот ярдов — и с полминуты, а то и дольше все сидели и переглядывались, а пули барабанили в борт.
— Эй, сейчас тут такое начнется! — крикнул Хинкль, силясь перекричать грохот. — Сматываемся к чертям собачьим! Давай, живее! Пошли!
— Ты первый, — отозвался кто-то.
Хинкль перемахнул через планшир по правому борту прямо в воду. За ним последовали остальные, включая Исмаила, который сначала перетащил через борт восемьдесят пять фунтов выкладки. И тут пуля попала Хинклю прямо в лицо, и он пошел ко дну, а потом убило солдата рядом — снесло пол черепа. Исмаил перебросил выкладку и тяжело плюхнулся следом. Он оставался под водой как можно дольше, всплывая только чтобы вдохнуть; он видел вспышки стрелкового оружия вдоль берега и снова уходил на глубину. Когда он всплыл в очередной раз, то оказалось, что все — и подносчики боеприпасов, и подрывники, и пулеметчики — все до единого бросали амуницию в воду и точно так же ныряли на глубину.
Исмаил заплыл за катер с тремя десятками других пехотинцев. Старшина, чертыхаясь, все еще пытался снять катер с рифа, дергая дроссельные рычаги туда-сюда. Лейтенант Беллоуз орал на тех, кто отказывался прыгать за борт.
— Да пошел ты, Беллоуз, — все повторял кто-то из солдат.
— Первый, первый давай! — визжал другой. Исмаил узнал в истеричном визге голос рядового Харви.
На десантный катер теперь сыпался целый град пуль, и горстка прятавшихся за ним начала пробираться к берегу. Исмаил держался середины группы, старался плыть, не слишком высовываясь, продвигаясь гребками, представляя себя уже мертвым, «пустой бутылкой», безвредно болтающейся в водах лагуны, увлекаемой течением. Теперь вода доходила только до груди, некоторые продвигались, подняв винтовки над головой, и падали в воду, уже окрашенную розовым. Исмаил видел, как они шли, пошатываясь, и оседали, видел пулеметные очереди, вспарывавшие поверхность воды, и пригибался еще ниже. Впереди на мелководье рядовой Ньюленд поднялся, приготовившись бежать к дамбе, и тут же еще один, незнакомый ему пехотинец побежал, но рухнул, застреленный в линии прибоя, и третий попытался добраться до дамбы… Четвертого, Эрика Бледсо, ранило в колено, и он снова упал. Исмаил остановился и смотрел, как пятый и шестой рванули, вызвав огонь противника, а потом собрался и тоже рванул; впереди бежали те двое. Все трое добежали до дамбы невредимыми; укрывшись за ней, они глядели на Бледсо с отстреленным коленом.
