— Ты правда думаешь, что из-за этого?
— Может быть. А может, у него был некий скрытый повод желать, чтобы мы встретились. И что мне оставалось делать? Дуться на него за то, что он отказывает мне во встрече с тобой?
— Наверное, нет.
И Тацу скорее всего подумал бы так же. Я ощутил мгновенную волну раздражения, граничащего с враждебностью к Тацу и его постоянным махинациям.
Она вздохнула:
— Он сказал, что сообщить мне о твоей смерти было его идеей, а не твоей.
Понятно, предполагалось, что это должно дойти до меня. Неужели Тацу решил, что я соглашусь убрать Мураками из благодарности, quid pro quo — услуга за услугу?
— Что еще он сообщил тебе?
— Ты помог ему получить диск в надежде, что он передаст его СМИ для публикации.
— А он говорил, почему не сделал этого?
Мидори кивнула:
— Потому что информация оказалась такой взрывоопасной, что могла бы свалить либеральных демократов и открыть Ямаото путь к восхождению.
— Ты вполне разбираешься в ситуации.
— Я так далека от всего этого.
— А как насчет Гарри? — через некоторое время спросил я. — Почему ты не обратилась к нему?
Она отвернулся, потом проговорила:
— Я обращалась. Написала письмо. Он ответил, будто слышал, что ты погиб, и, кроме этого, больше ничего не знает.
То, как она отвела взгляд… Мидори явно что-то недоговаривает.
— Ты поверила ему?
— А не должна была?
Хороший ответ. Но, думаю, здесь было что-то еще.
— Помнишь последний раз, когда мы виделись? — спросила она.
Это было здесь, в отеле «Империал». Мы провели вместе ночь. На следующее утро я отправился на перехват лимузина Хольцера. После этого провел несколько дней в камере предварительного заключения. А тем временем Тацу сообщил Мидори, что я мертв, и перед этим успел похоронить диск. Игра окончена.
— Помню.
— Ты сказал: «Я вернусь однажды вечером. Подождешь меня?» Я прождала два дня, после чего услышала новость от твоего друга Исикуры-сан. Мне не с кем было связаться, неоткуда узнать.
Я заметил, что ее глаза на мгновение взметнулись к потолку. Может быть, чтобы отвлечься от слишком тяжелых для нее воспоминаний. А может, чтобы скрыть слезы.
— Я не могла поверить, что тебя нет, — продолжила она. — Потом начала размышлять, действительно ли ты погиб. А если не погиб, что это может означать. Потом стала сомневаться в самой себе. Я думала: «Он не может быть жив, иначе он бы с тобой так не поступил». Но я не могла отделаться от подозрений. Я не знала, горевать мне по тебе или желать тебя убить. — Мидори обернулась и посмотрела на меня: — Понимаешь, через что ты заставил меня пройти? — Ее голос превратился в шепот. — Ты… ты устроил мне такую пытку!
Боковым зрением я заметил, что она быстро провела большим пальцем по одной щеке, потом по другой. Я опустил взгляд в свой стакан. Последнее, что мне хотелось бы видеть, — это ее слезы.
— Мидори, — позвал я тихо, повернувшись в ее сторону. — Я так об этом сожалею, что не нахожу слов. Если бы я мог что-то изменить, я бы изменил.
Какое-то время мы молчали. Я подумал о Рио и сказал:
— Чего бы это мне ни стоило, я все время старался выбраться…
— Очень старался? — Ее взгляд прожигал меня. — Большинство людей прекрасно живут, никого не убивая. И им не приходится для этого ломать свою жизнь.
— В моем случае все не так просто.
— Почему?
Я пожал плечами:
— В настоящий момент те, кто меня знает, кажется, разделились на две равные части: одна хочет убить меня, вторая хочет, чтобы убил я.
— Исикура-сан?
Я кивнул:
— Тацу посвятил всю свою жизнь борьбе с коррупцией в Японии. У него есть свои активы, но те, против кого он поднялся, сильнее. И он пытается уравнять шансы.
— Мне трудно представить его среди хороших парней.
— Но это так. И мир, в котором он живет, не такой черно-белый, как твой. Веришь или нет, он пытался помочь твоему отцу.
И неожиданно я понял, почему Тацу послал ее сюда. Не потому, что надеялся на мою помощь — quid pro quo за те несколько оправдательных слов, которые он сказал Мидори. Или по крайней мере не только из-за этого. Нет, он надеялся, что, если Мидори как-то поймет, что Тацу пытается продолжать борьбу, начатую ее отцом, она сможет убедить меня помочь ему. Он надеялся, что, увидев Мидори, я почувствую раскаяние, стану податливым и уступлю ее просьбе помочь ему.
— А ты теперь пытаешься выпутаться, — проговорила она.
Я кивнул, думая, что именно это ей хочется услышать. Она рассмеялась:
— И это ты считаешь достаточным для искупления грехов? Я не знала, что в рай так легко попасть.
Возможно, у меня не было такого права, но я начал раздражаться.
— Послушай, с твоим отцом я совершил ошибку. Я сожалею об этом, я ведь сказал. Если бы это можно было изменить, я бы это сделал. Что еще я могу? Хочешь, чтобы я облил себя бензином и зажег спичку? Что?
Она опустила глаза.
— Не знаю.
— И я не знаю. Но я пытаюсь.
Чертов Тацу! Он предвидел все это. Знал, что она введет меня в замешательство.
Я прикончил «Буннахабейн». Поставил пустой стакан на стол и посмотрел на Мидори.
— Мне кое-что от тебя нужно, — услышал я ее голос.
— Понимаю, — ответил я, не глядя на нее.
— Но не знаю, что именно.
Я закрыл глаза.
— Я знаю, что ты не знаешь.
— Просто не могу поверить, что сижу и разговариваю с тобой.
Я только кивнул.
Наступило долгое молчание. Я копался в своих мыслях, которые мне хотелось бы произнести вслух, мыслях, которые могли бы все изменить.
— У нас еще ничего не закончилось, — услышал я ее голос. Глядя на нее, я не мог понять, что Мидори имеет в виду. — Когда я узнаю, что мне от тебя нужно, я скажу.
— Буду признателен, — сухо ответил я. — Так по крайней мере я пойму, когда это случится.
Она не засмеялась.
— Ты убийца, не я.
— Точно.
Мидори посмотрела на меня долгим взглядом, потом спросила:
— Я смогу тебя здесь найти?
Я покачал головой:
— Нет.
— Тогда где?
— Лучше будет, если я найду тебя.
— Нет! — воскликнула она с такой горячностью, что я даже удивился. — Хватит этого дерьма! Если хочешь снова увидеть меня, скажи, где будешь ты.
