Чухнин оставил снегоход в сотне метров от места отрыва и пешком, неуклюже прыгая по шпалам, добрался до края. Здесь земля, в отличие от поселка, как будто слегка вибрировала. Еще сидя на снегоходе, он почувствовал легкое дрожание, исходящее от земли, — видимо, ближе к краю колебания почвы, по законам физики, были сильнее.
Он не решился подойти слишком близко, однако и так было видно, что обрыв был гладким и ровным, словно не часть суши откололась в результате какого-то тектонического сдвига, а чья-то невидимая рука твердо отрезала кусок праздничного торта.
Сомнений не было — поселок Заполярный превратился в остров. Дрейфующий остров.
«Это конец», — подумал Чухнин и зажмурился. Подумал он, конечно, другое слово, но даже оно не было адекватным той буре эмоций, которую переживал глава поселка в тот момент. Но так как он запретил себе паниковать, то не стал понапрасну наслаждаться открывающимся видом, а побежал обратно к снегоходу.
«Блядские ракеты! — матерился про себя Чухнин. — Блядская секретность! Перестраховщики хреновы. Но ничего! Теперь вам никуда не деться. Теперь мы все в одной лодке. Точнее, на одном острове».
Через полчаса Чухнин, вздымая клубы белого снега, въехал на территорию поселка. Необходимо было выяснить, где они находятся, куда их несет и, наконец, с какой скоростью их несет туда, куда их несет от того места, где они находятся.
Между тем жизнь в поселке шла своим чередом. Работал магазин, работал кинотеатр, работала школа. Местная электростанция давно переключилась на автономный режим, как делала всегда при перебоях электричества, которые, как уже было сказано, были частым явлением в этих краях.
Первым делом Чухнин направился в школу, где прямо с уроков выдернул преподавателей физики и географии, Левицкого и Караваева. Потрясенные сенсационной новостью и пообещавшие хранить молчание, по крайней мере какое-то время, они покорно проследовали за Чухниным на научную станцию, то есть туда, где собственно и занимались своим основным делом — изучением законов природы и прочей научно-исследовательской деятельностью.
Через час им удалось установить, что поселок Заполярный движется на довольно приличной скорости по направлению к морской государственной границе России, и даже более того — в данный момент готовится ее пересечь.
Узнав это, Чухнин мгновенно вспотел, несмотря на комнатную температуру, едва превышавшую 15 градусов по Цельсию (с отоплением в поселке было туго).
Одновременно он почувствовал невероятную усталость и страх, как будто это он сам на большой скорости двигался по направлению к государственной границе и в данный момент готовился ее пересечь.
Чухнин спросил, можно ли хотя бы примерно сказать, в каком направлении после государственной границы они будут двигаться и есть ли какой-то конечный пункт, который положит конец их дрейфу, а если таковой имеется, то сколько у них осталось времени?
В ответ прозвучала малоутешительная информация.
— После морской границы мы, скорее всего, двинемся по направлению к фюльке Финнмарк, — сказал Левицкий.
— А это что у нас? — почти прохрипел Чухнин.
— А это уже не у нас. Фюльке Финнмарк — район Норвегии. Точнее, губерния.
При этих словах Чухнину показалось, что земля качнулась у него под ногами, как будто он находился на палубе корабля, однако, глянув на ученых, которые даже не дрогнули, понял, что это исключительно его воображение. Кажется, он впервые знал смысл выражения «отсутствие новостей — это хорошие новости».
— А там что? Там кто? Там какие-нибудь города есть?
— А то. Столица губернии — город Вадсё. Большой, кстати.
— Вадсё. Вот и всё, — неожиданно срифмовал название города и свою оценку происходящего Чухнин.
— Что вы сказали? — рассеянно переспросил Левицкий.
— Неважно, — собрав волю в кулак, неестественно твердым голосом сказал Чухнин. — И когда же мы там будем?
— Если исключить объективные и субъективные причины, — безмятежно встрял Караваев, — то, вероятно, дня через три-четыре — несет нас действительно сильно.
— Что значит «объективные и субъективные»?
— Объективные — это геофизика, течение, погода, движение циклонов, антициклонов и прочее, а субъективные — это если нас попытаются остановить искусственно.
— Это как? — опешил Чухнин.
— Видите ли, Павел Юрьевич, мы находимся в состоянии перехода государственной границы с Норвегией. А на границе, как известно, «тучи ходят хмуро». Пограничники шуток, даже если это шутки природы, не понимают. Сначала нас заметят наши, потом норвежцы. И те, и те попробуют нас остановить. Конечно, если исходить из примерного объема движущейся массы, ну, то есть нас, то сделать это будет крайне затруднительно.
И пока Чухнин попытался прикинуть, хорошо это или плохо, Караваев добавил: «Если, конечно, не применять оружие».
— В смысле? — встревожено поднял на него глаза Чухнин.
— Нас можно просто разбомбить. Норвегия — член НАТО. Достаточно будет послать пару боевых самолетов, и они десятком бомб превратят наш дрейфующий остров в навозную кучу. Впрочем, до норвежцев это могут успеть сделать и наши пограничники.
Левицкий и Караваев даже представить не могли, что это небрежно высказанное предположение заставит побелеть розовощекого Чухнина до цвета оконной изморози. Ведь они понятия не имели о том, что находится на их «острове» помимо торгового центра, кинотеатра и школы.
«Одно попадание в район объекта, — подумал Чухнин, — и… ка-тас-тро-фа. Ядерная война. Третья мировая. Конец света».
— Но это вряд ли, — закурив, решил поспорить с Караваевым Левицкий. — Во-первых, видно, что это не судно. Хотя бы по объему и по объектам, — последнее слово он произнес безо всякого подчеркивания, но Чухнин по привычке вздрогнул. — Во-вторых, видно, что население — мирное. А в-третьих… а в-третьих, мы можем предупредить мировую общественность о том, что с нами происходит.
Эти слова немного успокоили Чухнина, хотя он понимал, что рассказать о произошедшем он может разве что губернатору, президенту и министру обороны, но никак не общественности, тем более мировой. С другой стороны, огласки не избежать. Но огласка огласке рознь. Одно дело — просто поселок Заполярный, и совсем другое — секретный объект, ведь когда они причалят к норвежцам (тут Чухнин застонал, как от зубной боли), территория автоматически станет норвежской! Насильственного захвата территории нет, есть только дрейфующий участок суши. А суша, как известно, является частью государства, в пределах границ которого она находится. И этим государством будет Норвегия. И что он тогда будет делать? Кудахтать, как курица на насесте, отгоняя палкой любопытных норвежцев от колючей проволоки? Стоп. А почему палкой? Это же все равно что работать на бензоколонке и ездить на солярке. У меня ж в руках ракеты. А что, если попытаться ими шантажировать? Ну-ка, ну-ка, Павел Юрьевич, шевели мозгами. Точно. Скажем, что, если кто-то попытается проникнуть на объект, мы взорвем себя вместе с ядерными боеголовками. А вдруг не поверят? Придется взрывать. Нет, должны поверить! Как пить дать, поверят. Но ведь объект-то… СЕКРЕТНЫЙ! (Он снова застонал.) И я отвечаю за его секретность. А начав ими размахивать, как пещерный человек дубинкой, я всю секретность разрушу к едреной матери. А вдруг эти ракеты нарушают какую-нибудь там конвенцию или соглашение? Я же ничего не знаю. А главное, что делать сейчас? Может, скинуть эти ракеты к чертовой матери в море? Ага. Ядерные ракеты в море. За это точно никто по голове не погладит — ни Россия, ни Норвегия. Хотя как вариант. Надо обмозговать.
