утрату имущества. Могут даже стипендии лишить.
— И что предлагаешь? Пойти обратно? Там полно жандармов.
— Нет, — вздохнула Таня. — Не надо обратно. Сама виновата. Я ужасно испугалась и про всё забыла. Такая паника началась…
— Первый раз в перестрелку попала?
— Ага.
— Тогда это нормально. А вообще, запомни: тебе не надо бояться пуль. Благодаря своей духовной энергии ты можешь сделать тело пуленепробиваемым.
— А если зачарованные?
— Зачарованные — да, опасны. И очень дорого стоят. Никто не будет стрелять по толпе простолюдинов зачарованными пулями.
Таня промолчала. Она шла с напряжённым видом. Происходящее её сильно возмутило. Безжалостные расстрелы людей лишь за то, что они посмели требовать от императора лучшей жизни — это кого угодно заставило бы негодовать. Хотя аристократы и владельцы заводов лишь поаплодируют такой расправе. В их мире чернь не имела права выражать свою волю — только трудиться в поте лица и лобызать ноги своих хозяев. Жестокий мир, как и любой другой. Законы силы всегда одни. Если б я пожил в сотне миров, наверняка в каждом нашёл бы то же самое.
Я открыл тяжёлую стальную дверь главного входа больницы, и мы оказались в мрачном, людном помещении, освещённом электрическими лампочками. Здесь царила суета. Врачи прямо в коридоре возились с раненым, а на полу вдоль стен сидели несколько человек с перебинтованными головами и конечностями. Кто-то стонал от боли, всхлипывала и причитала какая-то женщина, недовольно гудели мужики.
Таня сказала, что она сама разберётся со своими делами, и попросила меня подождать в холле.
За время, пока она навещала отца и вносила плату за его лечение (на всё про всё ей понадобилось около двух часов), людей сильно прибавилось. Раненых тащили со всей округи. Некоторые были лёгкими и могли сами передвигаться, у других наблюдались страшные увечья. Одного мужика принесли с обугленным лицом, второго — с красным от ожогов телом, покрытым волдырями. Какого-то парня тащили, подбирая кишки, валящиеся из разорванного брюха, а у молодой женщины оказались раздроблены обе ноги.
Подобное мне приходилось видеть много раз, но всё равно было неприятно созерцать страдания человеческие. Я бы мог осудить тех, кто стал причиной такого количества жертв. Останавливало то, что у меня самого — руки в крови. В своё время мне приходилось творить вещи и похуже, стирая с лица земли города с сотнями тысяч жителей. Когда несколько могущественнейших магов объединяют усилия, они способны произвести страшные разрушения. Когда великие ведут свои игры, немощные — лишь пыль под ногами, и никто их не жалеет. Мы дрались с врагами за мировое господство, а итогом стала гибель всего человечества и опустевшая планета.
Наконец, Таня вернулась. Она встала рядом со мной, в ужасе озираясь по сторонам. Все лавки были заняты, на некоторых лежали раненые.
— Всё сделала? — спросил я.
— А? Да, всё. Папеньку навестила, за лекарства заплатила… Ох, как же хочется надеяться, что он поправится. У них станок сломался, ему руку сильно порезало. Если он работать не сможет, я даже не знаю, как маменька одна будет содержать семью.
— Да, тут остаётся только надеяться.
Таня окинула взглядом собравшихся в холле людей.
— Какие же сволочи! — проговорила она. — Этих подонков самих надо зажарить, как свиней!
— Ты всё про жандармов? Возможно. Только в школе такие вещи не говори. Мне-то всё равно, а кто-нибудь из учащихся может и наставнику доложить, и у тебя будут большие проблемы.
— Не понимаю, почему ты настолько спокоен? — Таня посмотрела на меня с укором. — Разве тебе не жалко этих несчастных?
— Жалко. Но ведь они знали, на что идут. Как будто это первый раз происходит.
— А если жить так невозможно больше? Даже свободным рабочим не дают продохнуть, а крепостные и вовсе в хлевах на заводах живут, как скот.
— Да… бывает.
— Бывает? И ты не считаешь, что это несправедливо?
— Считаю. И что? Всем не поможешь. А вот жизнь собственной семьи, своих сестры и брата ты сможешь сделать лучше, если выучишься и устроишься на хорошую должность. Это тебе по силам.
— Но так не должно быть! — воскликнула Таня.
— Во-первых, говори потише. Не надо кричать на всю больницу. Во-вторых… — я перебрал в голове пару доводов, но не нашёл ничего лучшего, кроме как сказать. — Давай не будем заниматься бесполезными спорами. Ты расстроена, тебе надо отдохнуть. Поедем куда-нибудь пообедаем, успокоимся, а потом вернёмся в школу.
Я не знал, что ещё сказать и как объяснить этой девчонке, что мир не изменить. Сильные всегда угнетают слабых. Этот примитивный инстинкт искоренить невозможно. В то же время я прекрасно понимал Таню. Я вырос в бедной семье, и мне казалось несправедливым наше положение. Но у меня прорезался дар, а миллионы его лишены. Я им чем-то обязан? В этом мире задача заклинателей — защищать население от тварей с нижних слоёв. А всё остальное — их личные проблемы. Почему они должны меня касаться?
Как бы то ни было, этот мир показал мне изнанку, свои гниющие язвы, обратную сторону той роскошной, сытой жизни, которую вела аристократия. Хотя у дворянства тоже проблем хватало. Там тоже шла грызня, в которой сильные кланы сжирали слабых. Рано или поздно и мне придётся в этом участвовать, отвоёвывая место под солнцем.
Да и сейчас забот хватало. Надо перевестись в другую школу, а денег нет. Работа вроде бы появилась, два раза я сходил на нижние слои, а потом источник дохода нам перекрыли. Дядя ничего не пишет. Где достать куб перехода, непонятно. У матери его могло и не оказаться. Да и вообще, руки мои связаны учёбой. Похоже, придётся отложить все вопросы до зимних каникул.
Я решил вызвать такси. Поскольку демонстрацию разогнали, дороги уже должны быть свободны, да и не хотелось топать пешком. Нас могли разыскивать, и я боялся опять нарваться на жандармов. В холле был таксофон, но к нему выстроилась очередь. Пришлось ждать.
В больнице царила гнетущая атмосфера, да ещё и воняло в холле так, что хоть нос затыкай, поэтому мы с Таней вышли на улицу. Стояли возле крыльца около часа, и всё это время сюда приводили, привозили, приносили раненых. Таня безрадостно смотрела на них, и на её лице читалось бессильное негодование.
Наконец, к больнице приехала старая жёлтая машина, похожая на карету, и мы отправились в центр города. По дороге видели группы жандармов, но нас никто не остановил.
Мы пообедали в недорогом кафе, но Тане даже еда не подняла настроение, как и моя болтовня. Девушка до самого вечера пребывала в тяжёлых раздумьях и мрачном расположении духа.
