потому что не было ощущения падения; даже когда я понял, с последним трепетом дикости, что я убил, даже когда я почувствовал, как раскалываются черепа под моим топором, тьма пришла с забвением.
Я внезапно пришел в себя. Я полулежал в большом кресле, а Конрад поливал меня водой. У меня болела голова, и струйка крови наполовину засохла на моем лице. Кированан, Таверел и Клемантс беспокойно топтались вокруг, в то время как Кетрик стоял прямо передо мной, все еще держа молоток, на его лице читалось вежливое возмущение, которого не было видно в его глазах. И при виде этих проклятых глаз во мне поднялось красное безумие.
“Ну вот, - говорил Конрад, - я говорил тебе, что он придет в себя через мгновение; всего лишь легкая трещина. Ему досталось гораздо тяжелее. Теперь все в порядке, не так ли, О'Доннел?”
При этих словах я отбросил их в сторону и с единственным низким рычанием ненависти бросился на Кетрика. Захваченный врасплох, у него не было возможности защититься. Мои руки сомкнулись на его горле, и мы вместе рухнули на обломки дивана. Остальные закричали от изумления и ужаса и бросились разнимать нас – или, скорее, отрывать меня от моей жертвы, потому что раскосые глаза Кетрика уже начали вылезать из орбит.
“Ради Бога, О'Доннел”, - воскликнул Конрад, пытаясь разорвать мою хватку, “что на тебя нашло? Кетрик не хотел тебя бить – отпусти, идиот!”
Яростный гнев почти охватил меня на этих людей, которые были моими друзьями, мужчинами моего собственного племени, и я проклинал их и их слепоту, когда им наконец удалось оторвать мои душащие пальцы от горла Кетрика. Он сел, задыхаясь, и исследовал синие отметины, оставленные моими пальцами, в то время как я бушевал и проклинал, почти сведя на нет объединенные усилия четверых, пытавшихся удержать меня.
“Вы глупцы!” Я закричал. “Отпустите меня! Позвольте мне выполнить свой долг члена племени! Вы, слепые глупцы! Меня не волнует ничтожный удар, который он нанес мне – он и его окружение нанесли более сильные удары, чем тот, что был нанесен мне в прошлые века. Вы, глупцы, он отмечен клеймом зверя – рептилии – паразита, которого мы истребили столетия назад! Я должен сокрушить его, затоптать, избавить чистую землю от его проклятой скверны!”
Итак, я бушевал и боролся, а Конрад, задыхаясь, крикнул Кетрику через плечо: “Убирайся, быстро! Он не в своем уме! У него помутился рассудок! Отойди от него.”
Теперь я смотрю на древние дремлющие холмы и дремучие леса за ними и размышляю. Каким-то образом этот удар того древнего проклятого молотка отбросил меня назад, в другую эпоху и другую жизнь. Пока я был Арьярой, я не знал ни о какой другой жизни. Это был не сон; это был случайный кусочек реальности, в которой я, Джон О'Доннел, когда-то жил и умер, и обратно в которую я был перенесен через пустоты времени и пространства случайным ударом. Времена - это всего лишь шестеренки, несравненные, вращающиеся, не обращая внимания друг на друга. Иногда – о, очень редко! – винтики сходятся; части сюжета мгновенно складываются воедино и дают людям слабые проблески за завесой этой повседневной слепоты, которую мы называем реальностью.
Я Джон О'Доннел, и я был Арьярой, которому снились сны о славе войны, охоты и пиршества, и который умер на красной куче своих жертв в какую-то потерянную эпоху. Но в какую эпоху и где?
Последнее, что я могу ответить за тебя. Горы и реки меняют свои очертания; меняются ландшафты; но холмы меньше всего. Я смотрю на них сейчас и вспоминаю их не только глазами Джона О'Доннела, но и глазами Арьяры. Они почти не изменились. Только великий лес уменьшился в размерах и во многих, многих местах исчез полностью. Но здесь, на этих самых холмах, Арьяра жил, сражался и любил, и в том лесу он умер. Кированец ошибался. Маленькие, свирепые, смуглые пикты не были первыми людьми на Островах. До них были существа – да, Дети Ночи. Легенды – да ведь Дети не были нам неизвестны, когда мы появились на территории нынешнего острова Британия. Мы сталкивались с ними раньше, много веков назад. У нас уже были свои мифы о них. Но мы нашли их в Британии. И пикты не истребили их полностью.
Пикты также не были, как многие полагают, предшественниками нас на много столетий. Мы гнали их перед собой, когда пришли, в этом долгом дрейфе с Востока. Я, Арьяра, знала стариков, которые прошли этот многовековой поход; которых желтоволосые женщины несли на руках бесчисленные мили по лесам и равнинам, и которые в юности шли в авангарде захватчиков.
Что касается возраста – этого я сказать не могу. Но я, Арьяра, несомненно, была арийкой, и мой народ был арийцами – членами одного из тысячи неизвестных и незарегистрированных течений, которые разбросали желтоволосые, голубоглазые племена по всему миру. Кельты были не первыми, кто пришел в западную Европу. Я, Арьяра, была той же крови и внешности, что и люди, которые разграбили Рим, но моя кровь была намного старше. От языка, на котором я говорил, не осталось и следа в бодрствующем сознании Джона О'Доннела, но я знал, что язык Арьяры был для древнего кельтского тем же, чем древний кельтский является для современного гэльского.
Il-marinen! Я помню бога, к которому взывал, древнего, очень древнего бога, который работал с металлами – тогда с бронзой. Ибо Иль-маринен был одним из низменных богов арийцев, от которого произошли многие боги; и он был Виландом и Вулканом в железные века. Но для Арьяры он был Иль-маринен.
И Арьяра – он был одним из многих племен и многих течений. Не одни Люди Меча пришли или жили в Британии. Речные люди были до нас, а Люди-Волки пришли позже. Но они были арийцами, как и мы, светлоглазыми, высокими и светловолосыми. Мы сражались с ними по той причине, что различные арийские племена всегда сражались друг с другом, точно так же, как ахейцы сражались с дорийцами, точно так же, как кельты и германцы перерезали друг другу глотки; да, точно так же, как эллины и персы, которые когда-то были одним народом и принадлежали к одному течению, разделились на две части во время долгого похода, а столетия спустя встретились и залили кровью Грецию и Малую Азию.
Теперь пойми, всего этого я не
