не рискнул разузнать, что внутри. Они собрались вокруг пальмы вместе с Гокберком, Текишем и женой Текиша Эльнурой.
– Не входите в облако! – заорала я во все горло.
Все обернулись ко мне. Когда моя кобыла приблизилась к ним, Пашанг помог мне спешиться.
– В чем дело? – спросил он.
– Нельзя туда входить. Просто нельзя.
– Почему?
– Там совсем другой мир. Так она мне сказала.
– Чего-чего?
Пашанг почесал всклокоченную бороду.
– Джинн предупредил меня, что нельзя никого туда пускать. Там «новое царство ангелов», так она сказала. Понимаю, звучит странно. Но поверь, это не пустая угроза.
Эльнура положила руку мне на плечо.
– Все в порядке, сестра. Ты говоришь здраво. В конце концов, речь идет о кровавом облаке, породившем целую армию.
– А джинн сказал, чего именно мы должны там опасаться? – поинтересовался Текиш, скрестив руки на груди.
Я покачала головой.
– Она сама по себе выглядела устрашающе. Невероятно устрашающе. Боюсь, теперь я не смогу нормально спать много лун.
Гокберк вздохнул с неожиданным для такого несгибаемого человека трепетом.
– Один из моих всадников уже отправился туда.
– И? – спросила я. – Что произошло?
– Это было много часов назад. Он так и не вернулся.
– Ты должен был мне сказать, Гокберк, – раздраженно заметил Пашанг, повернувшись к кагану-сопернику. – Я уже сам собирался туда поскакать.
– Я не думал, что это опасно. – Гокберк развел руками с деланой невинностью. – Оттуда ведь вышли крестейцы, чтобы поговорить с нами. Вышли и вернулись как ни в чем не бывало.
– Если они спокойно вышли оттуда, это еще не значит, что выйдем и мы, – сказала я.
– Почему это? – Гокберк презрительно потряс головой. – Кто бы там ни находился, нас защитят Лат и Потомки. Твоя вера ведь не только напоказ?
Если он в это верил, то почему так беспокоился о судьбе своего воина?
– С этой минуты никто не войдет в кровавое облако, – приказал Пашанг. – И мы отойдем на несколько сотен шагов.
– Будь прокляты святые, – сказала Эльнура. Я и не знала, что она употребляет эту фразу. – Тот всадник, который въехал туда… Это же новый муж моей сестры. После указа о брачных узах она с готовностью развелась с прежним. И что я ей теперь скажу?
– Ага, Тилек. Сильный воин, – кивнул Гокберк. – Когда шах Бабур послал сотню слонов затоптать наш лагерь рядом с Челюстью Джалута, Тилек в одиночку увел половину из них. Нельзя его бросать. Пашанг… Почему бы тебе не показать нам, что ты такой же храбрый, как Тилек?
Если он вошел в кровавое облако, то скорее дурак, а не храбрец, хотя грань между ними тонка. Меня раздражало, с какой готовностью Гокберк ждет, что Пашанга поглотит нечто, скрывающееся в этом кровавом тумане.
– Если Зоя узнает, что Тилек пошел туда и не вернулся… – болезненно вздохнула Эльнура.
– То пойдет за ним, – закончил ее мысль Гокберк. – А значит, она храбрее Пашанга. Может, это ей следует стать хатун йотридов.
– И как же ты поступишь? – спросила я Эльнуру, игнорируя утомительные уколы Гокберка.
А Пашанг, кажется, сжал за спиной кулак.
– Свяжу ее, – ответила Эльнура и направилась к рядам разноцветных юрт.
После того как Эльнура привязала свою младшую сестру к столбу и поставила у входа в ее юрту караульных, нам пришлось терпеть доносящиеся оттуда страдальческие причитания, а Гокберк, Пашанг и я собрались в великолепном командном шатре йотридов. Рутенская рабыня наполнила наши чаши сливочным кумысом, который мне казался слишком горьким и склизким. Но я все равно заставила себя его выпить, иначе они усомнились бы в том, что я истинная силгизка.
– Подсчет еще не завершен, но мы захватили по меньшей мере десять тысяч человек, – сказал Пашанг. – В основном женщин и детей.
– Похоже, абядийцы бежали так быстро, что забыли о детях. Срущие песком трусы. – Гокберк затянулся изогнутой опиумной трубкой. – Мне не терпится забрать свою долю товаров и рабов. У меня никогда раньше не было песчаных засранцев. Интересно… у них все дырки забиты песком?
Проглотив остатки кумыса, я откашлялась.
– Умерь свой пыл.
Гокберк выдохнул облако опиумного дыма.
– С чего это?
– Хватит уже вести себя как два ненасытных племени из Пустоши. Надо привести женщин на базар в Кандбаджаре или еще куда-нибудь. Все деньги пойдут в казну, и мы начнем отстраивать город. Даже платить визирям. Что до детей-рабов, мы обратим их в истинную веру и сделаем гулямами. Так поступили бы Селуки.
– Мы не вонючие Селуки. – Гокберк по-волчьи рыкнул. – Я обещал своим всадникам рабов и драгоценности. Они проливали кровь целый день и две ночи и должны быть вознаграждены.
– Они проливали кровь, но не свою. – Я с отвращением фыркнула. – Давай не притворяться, будто это была славная битва. Это было одностороннее кровопролитие. За отличную работу всадникам хорошо заплатят сверх жалованья. Как заплатили бы гулямам.
Гокберк презрительно хмыкнул.
– Гулямам? Силгизский воин – не раб. Жизнь в Кандбаджаре отравила твой и без того гнилой разум.
– Он прав, – сказал Пашанг, избегая моего раздраженного взгляда. – Без наших воинов мы никто. Если мы не будем выполнять их требования, они найдут других каганов.
– А кто мы без Кандбаджара? – Я позволила раздражению выплеснуться в тоне моего голоса. – Думаете, люди не выкинут нас отсюда, если к стенам подойдут дети Мансура или великий визирь Баркам? И куда тогда мы денемся, окруженные врагами со всех сторон?
– Вернемся домой, – ответил Гокберк. – А если люди попытаются нас «выкинуть», то Кандбаджара просто не станет, неоткуда будет выкидывать. Уж это я гарантирую.
– Я придумала этот план не для того, чтобы вы двое растеряли все наши преимущества! – Я стукнула по ковру кулаком. – Согласна разделить добычу на три части.
– И целую треть забрать себе? – шикнул на меня Гокберк. – Да уж, ты стала настоящим Селуком.
– Не себе. Я хочу править процветающей Аланьей. И требую, чтобы треть добычи отправилась в казну.
Пашанг сделал глоток из деревянной чаши с кумысом.
– Поддерживаю.
– Наверное, каждый раз, когда ты встаешь на ее сторону, она вылизывает тебе зад.
Гокберк высунул язык.
Пашанг встал.
– Ты насмехаешься над моей женой, Гокберк. Единственной дочерью твоего дяди. Оскорбишь ее еще раз, и тебе придется отрастить новый язык.
Гокберк тоже встал.
– Ты такой испуганный и мягкотелый. Достаточно одного взгляда на твое брюхо, чтобы это понять. Думаешь, сумеешь меня одолеть, когда стал похож на грушу?
– Хватит! – Я встала и втиснулась между ними. – Пусть мелет языком, Пашанг. Не стоит из-за этого терять все, чего мы добились.
Из стоящей неподалеку юрты внезапно пронзительно завыла сестра Эльнуры. Она ведь только что вышла замуж за Тилека, почему же так сокрушается?
