не подделка, полковник, не план саботажа или что-то в этом роде. Если вы будете так думать и после того, как лично проверите мои слова, я позволю Спиндему поджаривать мои мозги в электрическом тостере столько, сколько он захочет. Но я прошу вас приехать и принять собственное решение, прежде чем предпринимать какие-либо дальнейшие действия против Школы.
- Звучит разумно, - осторожно сказал Додж, как будто считал, что разговаривает с ребенком или идиотом. - По правде говоря, я все равно собирался это сделать. Но не кажется ли вам, что вы должны позволить доктору Спиндему...
- Только после того, как вы примете решение, полковник!
Последовала пауза, после чего Монтгомери услышал раздраженный вздох полковника.
- Я постараюсь все сделать как можно скорее, но, возможно, пройдет не меньше трех дней, прежде чем я смогу приехать. Поддерживайте связь с доктором. Не рискуйте понапрасну.
"У Доджа есть причины для беспокойства, - подумал Монтгомери, - Как он будет выглядеть, если меня отправят в психушку, и разнесется слух, что попал я туда, выполняя задание, которое мне поручил полковник".
Есть о чем задуматься.
Монтгомери быстро перекусил в кафе отеля. Было еще достаточно рано, чтобы успеть провести в Школе еще три-четыре часа. Заведение, казалось, было открыто большую часть дня и ночи.
Проходя по коридору, он встретил Вульфа.
- Боюсь, я не могу позволить вам работать дальше. Вам необходим отдых. По крайней мере, несколько дней, - сказал советник. - Я только что просмотрел сегодняшнюю запись вашей работы с Зеркалом...
- Все в порядке, - сказал Монтгомери. - У меня другие планы. Теперь, когда я избавился от большой части своего образования, я хочу немного поучиться! Надеюсь, мне можно поработать с теневыми ящиками?
Вульф с сомнением кивнул.
- Не задерживайтесь на этом этапе слишком долго. Считайте, что вы уже это испытали!
Монтгомери нашел пустую учебную комнату и сел перед кубом маленькой теневой коробки. Осторожно надел шлем. Он впервые попробовал это сделать - и даже сейчас был рад, что остался один.
Внутри куба загорелось мягкое свечение. Монтгомери заколебался и глубоко вздохнул. Затем он спроецировал изображение "Девяносто первого".
Результат расстроил его, он чуть не заплакал. Появился фюзеляж, похожий на искореженную морковку - без крыльев и двигателей. Он попытался выпрямить фигуру, и хвост исчез. Он отрастил его и попытался приделать крыло. На этот раз исчез фюзеляж, осталось одно крыло с единственным работающим двигателем, медленно вращающееся в кубе.
Монтгомери загрустил, откинулся назад и снял шлем. Он думал, что сейчас, когда исчезли сдерживающие творчество ограничители, у него все получится само собой, поскольку воспоминание о дородовой угрозе выкидыша исчезло. Да и уроки мистера Карлинга, который научил его ненавидеть красивые геометрические формы, остались в прошлом. Как и уроки профессора Адамса, который признавал только стандартные инженерные решения - и те не позднее 1908 года...
Он освободился от гнета прошлого, и теперь, как ребенок, ползал по полу, складывая свои первые кубики. Он должен был научиться использовать скрытые до сих пор способности, и это касалось только его.
Монтгомери попробовал еще раз, изобразив корявый самолет с шатающимися крыльями и искореженным фюзеляжем. Но он не расстроился, и продолжал настойчиво трудиться. Впервые в жизни он был свободен, и в обучении, и творчестве. Он забыл о времени, и солнце уже садилось за пляж, когда он, наконец, оторвал взгляд от куба, вполне удовлетворенный тем, что он произвел. Самолет был узнаваемым макетом "XB-91", и он не расплывался и не разваливался, когда Монтгомери попытался сохранить его изображение.
Но он ошибся и был излишне оптимистичен, когда говорил со Спиндемом. Сегодня ему не удалось создать революционно новый аэродинамический профиль. Конечно, он мог бы изобразить его и на бумаге, но это следовало оставить на крайний случай. Он хотел создать прочную модель, которую можно было бы проверить в аэродинамической трубе.
Он отправился в отель и поспал несколько часов. Затем вернулся в Школу и попробовал добиться лучшего качества своей визуализации. Еще сорок восемь часов он потел над проектом, прерывая долгие сеансы с теневым ящиком короткими промежутками на еду и сон.
Но, в конце концов, он остался доволен своим достижением. Теперь у него была футовая пластмассовая модель "Девяносто первого" с таким крылом, какого никто никогда раньше не видел.
Он позвал Гандерсона, который выглядел гораздо лучше, надо полагать ему удалось разрешить некоторые собственные проблемы. Монтгомери, однако, не спросил, какой опыт у него был с Зеркалом. У него было слишком мало времени.
- К завтрашнему полудню мне нужно провести несколько тестов в аэродинамической трубе, - сказал он. - Лучше всего подойдет аэродинамическая труба переменной плотности в Файрстоуне. Помоги мне. Сможешь ли ты слетать, провести тесты и завтра привезти результаты?
Гандерсон взял модель, сохраняя невозмутимое выражение лица. Он провел пальцем по контуру крыла.
- Это то, о чем ты говорил со мной, когда мы создавали крыло "Девяносто первого"?
Монтгомери кивнул.
- Я знаю, что это выглядит безумно, но у меня нет времени спорить об этом сейчас. Если я не ошибаюсь, Школу Нэгла-Беркли завтра вечером закроют. Последуют, конечно, десять лет судебных разбирательств, но открыться снова Школе не позволят.
- О чем ты говоришь? Кто собирается закрыть Школу?
Монтгомери кратко рассказал инженеру о цели своего появления здесь. Он рассказал о подозрительной ситуации, сложившейся в стране, о попытке понять мотивы, которые привели к появлению Школы, о предстоящем визите полковника Доджа.
- Додж получит предписание закрыть их. И постарается всячески затянуть расследование. Нэгл и Беркли обречены до конца своих дней бороться за свою Школу, но шансов у них нет. Авторитетное мнение научных кругов будет полностью против них. С другой стороны, если мы сможем убедить Доджа поддержать нас...
Гандерсон медленно покачал головой, еще раз взглянув на модель самолета.
- Вы думаете, это сработает?
- Смотрите.
Монтгомери снова повернулся к теневому ящику. Он включил его и создал еще одно изображение Девяносто первого. Затем добавил видимый поток воздуха.
- Сейчас я изменю его, чтобы имитировать полет на высоте от восьмидесяти до ста тысяч футов.
Гандерсон наблюдал, как светящиеся линии потока истончаются. Модель поднималась с фантастической скоростью.
- Вот это да! - воскликнул он.
Монтгомери кивнул и выключил теневой ящик.
- Вот почему мне нужен отчет по аэродинамической трубе, он поможет убедить Доджа. Модель в аэродинамической трубе будет вести себя именно так. На уровне моря подъемная сила такого крыла примерно на десять процентов меньше, чем у стандартных. Однако
