я вот запросто все это… вот…
Она не сдержалась – заплакала. Зарыдала навзрыд, уткнувшись в плечо возлюбленного.
Нежно прижав к себе девушку, Аркадий гладил ее по голове, как маленькую, что-то шепотом приговаривал, утешал, а потом вдруг прошептал тихо-тихо на ухо:
– Ах, если б ты знала, как я тебя люблю!
В устах прожженного циника Иванова подобная фраза звучала как-то не очень, Аркадий вообще не признавал пафоса или вот эту вот любовь-морковь… Просто тут… Нынче складывалась совсем другая ситуация, нежели там, дома. Эта красивая и жутко одинокая девочка нуждалась в нем, нуждалась в защите, ласке, любви… В самом прямом, истинном значении этого истрепанного многими слова.
– Что?
Вскинув голову, Эля улыбнулась сквозь слезы. Словно солнышко вдруг проглянуло через плотные тучи в пасмурный и промозглый день. И сразу стало как-то легче дышать, да и на душе… как-то… веселее, что ли, радостней.
Красавица Эльвира улыбнулась, в больших зеленых глазах ее забегали-заиграли золотистые чертики…
– Ага-а, Аркашенька! Вот и попался! В любви признался, да?
– Ну… да. – Иванов попытался скрыть смущение за шуткой. – Уже не первый раз, кстати.
– Все равно. – Эльвира положила голову возлюбленному на грудь. – Мне нравится. Подумаешь, несколько раз… Какие ж вы, мужики! Говори чаще.
С протоки донеслись веселые крики и шум брызг. Видать, соратники тоже решили искупаться. Вдруг потянуло дымком, и вкусный запах печеной рыбы пощекотал ноздри любовников.
– Ммм! – приподнялась девушка. – Рыбка-то, похоже, готова. Айда?
Беглецы уселись у костра, довольные и умиротворенные. «Господа» – чуть ближе к огню, слуги – поодаль. Да не такое сейчас было и пламя, костерок уже не горел, а так, шаял, краснея углями.
Рыба, запеченная в собственном соку, и впрямь оказалась вкусной! Нежная, почти без костей. Кусочки прямо таяли во рту.
Вытерев об траву пальцы, Иванов удивленно посмотрел на слуг.
– А вы что не едите?
– Ждут, пока мы поедим, – прожевав, прокомментировала Эля. – Слуги никогда не сядут трапезничать вместе с благородными.
– Ого! – Молодой человек с притворным возмущением вскинул брови. – И это кто говорит-то? Спортсменка, комсомолка… и просто красавица! Эй, ребята, а ну, давайте ешьте. Давай-давай! Эль, скажи им… Ага!
Подростки сперва упрямились, стеснялись «господ». Но запах печеной рыбки казался таким вкусным, а голод столь сильным, что слуги не выдержали. Приблизились к костру, уселись на травке. Сначала девчонка несмело взяла кусочек. Потом и Берт. О, с каким наслаждением они вкушали пищу! И с невероятной быстротой. Словно мясорубки работали. Огромную рыбину смолотили в пять секунд! Ну, пусть не в пять, но за полминуты точно.
Ах, как хорошо стало вокруг, как славно! В синем высоком небе величаво проплывали белые облака, подсвеченные ярким солнцем, над зеленой травой, над пряным разноцветьем колокольчиков, ромашек, купавниц порхали пестрые бабочки, вихрем проносились синекрылые стрекозы. Не скажешь, что осень. Впрочем, октябрь – он был там, в том времени, в будущем, а здесь… Здесь, похоже, еще сентябрь или вообще август. Вон солнышко как палит – жарко!
После трапезы беглецы улеглись в тень – все, кроме брата Сульпиция. Тот сперва долго молился, а уже потом привалился спиной к толстому стволу сосны, да так и захрапел сидя.
Лодку вскоре пришлось бросить. Дальше путники пошли пешком и уже к вечеру вышли к широкой, величаво текущей реке. Это и был Дунай – Данубий. Клонящееся к закату солнце отражалось в спокойной воде золотисто-оранжевыми сполохами; недалеко, на излучине, играла рыба.
Вдоль реки, по пологому берегу, поросшему кустарником и редколесьем, тянулась неширокая дорога. Она то ныряла в лес, то вновь выходила к реке, то шла лугом, точнее говоря, покосами.
– А тут людное место, – вскользь заметил Аркадий. – Вон и стога… И коровушки – слышите, мычат?
Где-то за буковой рощицей вдруг послышался собачий лай. Не злобный, а скорее обычный – на дичь.
– Хорошо, ветерок в нашу сторону. – Сорвав смородиновый листочек, Иванов задумчиво растер его между пальцами. – А то бы псы нас давно почуяли.
– Да уж, – поежилась Эльвира. – Надо бы осторожней. Никто не любит чужих.
Место для ночлега выбрали ближе к реке, подальше от проезжей дороги – в зарослях чернотала, откуда, если что, можно легко уйти в лес или спрятаться в камышах. Выкопав яму, чтоб было поменьше света, разложили небольшой костерок.
Уже начинало смеркаться, но Берт со своей верной подружкой успели наловить рыбы, опять все так же: не рыбалка это была, а скорее охота с импровизированными гарпунами-кольями. На этот раз подростки не особо шумели. Правда, Гри-Гри не удержалась, поскользнулась на какой-то коряжине да с визгом свалилась в воду. На мели, конечно. Берт ее быстро вытащил, и девчонка побежала к костру – греться.
Не стесняясь, скинула одежку, развесила на воткнутых рядом с костром палочках – просушить. Уселась, поджав ноги – худенькая голая нимфа, – да принялась разделывать принесенную приятелем рыбу. Работу свою Гримунда делала умело и быстро, орудуя ножом, словно заправский повар – только лопатки ходили под бледненькой кожей.
Адальберт смотался за хворостом, принес две охапки и теперь помогал подружке готовить пищу. На этот раз попалась какая-то мелочь – окуни да плотицы. Юный слуга насаживал рыбинки на прутья, которые аккуратно ставил в ямку, поближе к углям.
«Господа» тоже приняли участие в работе. Аркадий с братом Сульпицием наломали камыша, соорудив лежбище под кроной ближайшей развесистой ивы. Поужинав, улеглись спать – вповалку. Аркадий и «благородная Ильдико» – в центре, слуги – по бокам, а стеснительный монах – чуть в сторонке.
Платье Гри-Гри еще не высохло, она так и улеглась голенькой, накрывшись куцым плащиком своего юного ухажера. Надо сказать, за короткое время побега юная служаночка сильно изменилась: стала смелее, похорошела даже, часто смеялась и вообще выглядела вполне счастливой. Что и понятно, ведь ее никто больше не бил, исчез, сгинул липкий, выматывающий душу страх – страх прогневить госпожу, что-нибудь сделать не так, неправильно. А как часто она теперь расчесывала волосы! Тем самым золотым гребнем. Какая там замарашка – принцесса!
Вспомнив про гребень, Иванов задумчиво покусал губу. Если что, гребень можно продать и… Хотя нет! Незачем обижать девчонку, которая кроме побоев и страха еще ничего в своей жизни не видела.
Еще за ужином Аркадий и Эля расспросили брата Сульпиция про Аквинкум. Монах странствовал по здешним местам уже около пары лет и повидал многое. Разговор продолжился и ночью, слугам это ничуть не мешало: отрубились моментально, сразу же, как только улеглись.
– Изначально в тех местах жил какой-то местный древний народ, – негромко переводила Эльвира. – Затем явились римляне, разбили военный лагерь, потом построили
