выстрела, приказал не открывать огня: каждый снаряд должен достичь цели.
После возбуждения погони воцарилась пугающая тишина. Экипаж знал, что кому-то из них вскоре может оторвать руку или ногу, а то и как-то страшнее изуродовать. Сумарес, лейтенант, отметил, что надеялся «с радостью встретить смерть»[694] всякий раз, когда от него требовал долг. Некоторые люди Ансона настолько разволновались, что у них свело живот.
Дождь прекратился. Ансон и его команда ясно увидели черные жерла пушек галеона. Корабль находился менее чем в девяноста метрах. Ветер стих, и Ансон попытался сохранить достаточно парусов для маневра, но не настолько, чтобы сделать корабль неуправляемым или дать врагу множество крупных целей, которые в случае попадания могли вывести «Центурион» из строя.
Коммодор вел корабль по кильватерному следу галеона, а потом быстро поравнялся с «Ковадонгой» с подветренной стороны, чтобы Монтеро было труднее уйти в подветренную сторону.
Оставалось сорок метров… двадцать…
Люди Ансона умолкли в ожидании приказа коммодора. В час дня два корабля оказались так близко, что их реи почти соприкасались, и Ансон наконец дал команду:
– Огонь!
Люди на мачтах начали стрелять. Затрещали и засверкали мушкеты, дым защипал глаза. Когда стволы дали отдачу и мачты «Центуриона» закачались вместе с колеблющимся кораблем, они обвязались веревками, чтобы не погибнуть бесславной смертью. После выстрела из мушкета стрелок брал другой патрон, откусывал бумажный комок сверху и высыпал немного черного пороха на пороховую полку ружья. Затем он шомполом вставлял в ствол новый патрон – в котором было больше пороха и маленький свинцовый шарик – и стрелял снова. Первыми целями стали стрелки на такелаже галеона, которые пытались убить офицеров и команду «Центуриона». Обе стороны вели бой с неба, пули со свистом прорезали воздух, разрывая паруса и канаты, а порой и человеческую плоть.
Ансон и Монтеро пустили в ход пушки. В то время как люди Монтеро могли вести огонь бортовыми залпами – стреляя из всех орудий одной стороны одновременно, – команда Ансона полагалась на его нетрадиционную систему быстрого приведения орудий в действие одного за другим. После выстрела из пушки команда «Центуриона» сразу возвращала орудие обратно и закрывала порт, защищаясь от входящего огня. Затем двое заряжающих чистили шипящий ствол и заряжали орудие, а расчет тем временем мчался к другому заряженному орудию – наводя и запаливая, а потом отпрыгивая в сторону, чтобы не стать жертвами собственного двухтонного орудия. Пушки ревели, натягивались тросы-брюки, сотрясались палубы. Моряки глохли от убийственного грома, а их лица были черны от пороха. «Кроме огня и дыма, ничего не было видно, слышен был только грохот пушек, стрелявших так быстро, что все сливалось в один непрерывный рокот»[695], – отметил Милькамп.
Ансон наблюдал за разворачивающимся сражением с квартердека, сжимая в руке шпагу. Сквозь удушливый дым он различил на корме галеона мерцание: загорелся участок абордажной сети. Пламя распространялось, добравшись до середины бизань-мачты. Это повергло людей Монтеро в замешательство. Однако два судна находились достаточно близко, чтобы пламя угрожало охватить и «Центурион». Люди Монтеро топорами рубили горящую массу сети и дерева, пока она не упала в море.
Канонада продолжалась, шум был настолько оглушительным, что Ансон отдавал приказы жестами. Пушки галеона обстреливали «Центурион» зловредной смесью гвоздей, камней и свинцовых пуль и соединенными цепями кусками железа – изобретениями, «очень хорошо приспособленными для смерти и убийства»[696], как выразился преподаватель Паско Томас.
Паруса и ванты «Центуриона» рвались в клочья, а несколько пушечных ядер попали в корпус. Плотник и его команда спешили заделать пробоины деревянными пробками. Четырехкилограммовый чугунный снаряд обезглавил одного из людей Ансона, Томаса Ричмонда. Другой моряк был ранен в ногу, и, когда из его артерии хлынула кровь, товарищи отнесли его вниз на орлопдек, где его положили на операционный стол. Корабль содрогнулся от взрывов, доктор Аллен взялся за свои инструменты и без анестезии принялся отрезать мужчине ногу. Один военно-морской хирург описал, как сложно было работать в таких условиях: «В тот самый момент, когда я ампутировал конечность одному из наших раненых моряков, мне почти постоянно мешали остальные его товарищи, находившиеся почти в таких же удручающих обстоятельствах, одни пронзительно кричали, требуя, чтобы о них позаботились, а другие хватали меня за руки в искреннем желании получить помощь, даже когда я вводил иглу для скрепления лигатурой разделенных кровеносных сосудов»[697]. Пока Аллен работал, корабль непрерывно трясло от отдачи больших пушек. Врачу удалось отпилить ногу чуть выше колена и прижечь рану кипящей смолой, но вскоре пациент скончался.
* * *
Битва бушевала. Ансон понял, что орудийные порты противника очень узки, что затрудняет движение стволов. Он развернул корабль почти перпендикулярно галеону, тем самым лишив многие орудия противника возможности прицельного выстрела. Пушечные ядра «Ковадонги» проносились мимо «Центуриона» и падали в море, взметая брызги. Орудийные порты «Центуриона» были шире, и расчеты Ансона ганшпугами и ломами направляли пушки прямо на галеон. Коммодор дал сигнал стрелять самыми тяжелыми – одиннадцатикилограммовыми – ядрами по корпусу противника. Одновременно некоторые из людей Ансона по цепочке обстреляли паруса и такелаж «Ковадонги», парализовав подвижность корабля. Галеон содрогался под безжалостным шквалом металлического града. Снайперы Ансона с реев уничтожили противников на такелаже противника и расстреливали одного испанца за другим на палубе.
Монтеро призывал своих людей сражаться за своего короля и страну, крича, что жизнь без чести бессмысленна. Мушкетная пуля отскочила от его груди. Он был контужен, но оставался на квартердеке, пока осколок не поразил его ногу, после чего его отвели вниз к другим раненым. Командовать он оставил сержант-майора, которому тут же прострелили бедро. Командир находившихся на борту солдат попытался сплотить экипаж, но ему оторвало ногу. Как заметил преподаватель Томас, испанцы, «напуганные тем, что каждое мгновение перед ними падало замертво множество людей… начали выбегать из своих отсеков и кучами падать в люки»[698].
После полутора часов неослабевающего огня галеон застыл неподвижно, его мачты треснули, паруса были разорваны в клочья, а корпус испещрен дырами. Прослывший непобедимым корабль оказался смертным. На его палубе среди разбросанных тел и клубов дыма британцы увидели человека, который, пошатываясь, направлялся к грот-мачте с разорванным в клочья испанским флагом. Ансон подал знак прекратить огонь, и мир на мгновение погрузился в тишину. Изможденный боем британский коммодор и его люди с облегчением наблюдали, как человек на галеоне принялся спускать лохмотья, бывшие флагом. Испанцы капитулировали.
Монтеро, который все еще находился внизу и не знал о том, что происходит на палубе, приказал офицеру быстро взорвать пороховой погреб и потопить корабль. Офицер ответил: «Уже слишком поздно»[699].
Ансон
